– Расскажи про войско в Высокой Балке, – попросил Орлад.

– Известно, что командир войска Арбанерик Крэнсон служил в армии Стралга на флоренгианской Грани и лишился во время одного из сражений руки. Три года назад он вернулся в Вигелию и начал собирать собственное войско, назвав его «Новым Рассветом».

– Сколько у него людей?

– Я не бывал в его лагере. Полагаю, более двадцати шести десяток.

Салтайя называла другие цифры, куда больше, и Мудрость говорила то же самое в прошлый раз, когда Дантио был в Бергашамме.

Веристы обменялись взглядами (возбуждение – одобрение – облегчение).

– И что он собирается делать? – сурово спросил Орлад. – Этот Арбанерик? Он выступит против Стралга?

Его чувства были невероятно сильны. Пыл фанатиков, перешедших на сторону врага, никогда не гас. Из самого верного солдата Кулака Орлад превратился в его заклятого врага (ненависть – ненависть – ненависть).

– Я не умею читать мысли, но могу свидетельствовать, что он ненавидит и презирает лорда крови не меньше вашего.

– Не… – начал Орлад и нахмурился, когда его люди захихикали. – Понятно.

Ваэльс, у которого на лице было родимое пятно, сказал:

– Он платит речному народу, чтобы они набирали для него людей и уговаривали новых рекрутов Стралга, плывущих на войну, присоединиться к «Новому рассвету».

– Именно так, милорд.

– И кто же дает ему столько серебра? – (любопытство – подозрительность). – Кто кормит «Новый Рассвет»?

Ваэльс был умнее остальных веристов, и от его вопроса Дантио невольно улыбнулся, раздосадовав юношу. Без вуали прорицатель чувствовал себя обнаженным.

– Его сподвижники.

– Короли, которых Стралг лишил трона? Я думал, они все погибли в восстаниях.

– Кое-кто выжил, – сказал Дантио. – Но разве смогли бы они уберечь свое состояние?

После Ваэльса все веристы поняли намек и посмотрели на Хорта Вигсона, беседующего с Бенардом. Не нужно быть прорицателем, чтобы по оживленной жестикуляции Бенарда догадаться, что речь зашла об искусстве, однако лишь Дантио увидел в Хорте, скрывающем свой интерес под маской вежливости, одного из самых умных и проницательных коллекционеров Вигелианской Грани.

– Мой брат в самом деле спас Фабию из тюрьмы сатрапа? – спросил Орлад. – Как ему это удалось? Он всего лишь художник.

– Не знаю! – нетерпеливо буркнул Дантио, чем удивил веристов. – Богиня не позволяет мне шпионить за деяниями других богов, но скорее всего Бенарду помогла Анзиэль. Даже его могучие руки не справятся с бронзовыми прутьями на окнах той темницы.

Дантио видел, как Бенард отправился во дворец и вернулся с Фабией, но не знал, что случилось. Позже он спросил сестру, однако та не смогла ему ответить. Бенард бормотал что-то о тайнах. Глупости какие-то!

– Тогда как, по-твоему, ему это удалось? – хмуро спросил Орлад.

Вот и попробуй объяснить веристам смысл искусства!

– Полагаю, милорды, художник видит мир таким, какой он есть, но изображает его, каким он должен быть. Бенард умеет разглядеть форму в куске мрамора и выпускает ее на свободу, чтобы мы тоже могли ее увидеть.

– Значит, он не дыру в стене проделал?

– Нет. Я лишь предполагаю, что он замечательный мастер, и богиня позволяет ему изменять мир в соответствии с его пожеланиями. Фабия сказала, что на окнах не было решеток, когда Бена вытащил ее оттуда. Сегодня утром они стояли на месте.

Воинам совсем не понравилась мысль о том, что человек может творить чудеса.

– Не доверяю я веристам, – проворчал Нок на носу корабля. – Ночью надо бросить их на берегу.

– За них поручился Урт, – возразила ему какая-то женщина.

Пятнадцать лет назад, примерно на этом же отрезке реки, юный заложник Дантио решил, что честь запрещает ему учить вигелианский, язык врага. Вместо этого он выучил язык речного народа, чтобы в ближайшее время сбежать и поплыть назад по реке. Когда он очутился в Скьяре, то владел вроггианским почти в совершенстве. Надежды на побег так и не сбылись, и, разумеется, сейчас он безупречно разговаривал на вигелианеком, однако его знания очень пригодились, когда он выступал в роли странствующего Свидетеля, точнее, Свидетельницы, или Урта, раба.