Серебристое одеяние, серебряные волосы – мастер Дицерно держал в руке лампу. У него за спиной стоял Чайз в набедренной повязке, на шее то и дело вспыхивали и гасли отблески серебра. Он был почти того же роста, что и наставник, однако рядом с третьим человеком казался ребенком. Будущих веристов отбирали по размерам, но с годами они становились еще больше – увеличивались с каждой битвой. Так по крайней мере говорили.
Когда она подошла к ним, то с ужасом увидела, что третий человек одет в плащ налиста. Капюшон скрывал его голову и плечи, оставляя открытым только лицо – никакая другая одежда не спрятала бы медный ошейник. Тем не менее Оливии показалось немыслимым святотатством, что Герой изображает из себя брата Милосердия. Все трое опустились перед ней на колени, Чайз на миг позже остальных. По правилам он должен был ей поклониться, а затем представить посетителя.
Дицерно выждал несколько секунд и произнес:
– Миледи… окажите мне честь и позвольте представить… брата Марно. Брат Марно известный и очень искусный служитель священной Налы.
«Марно» – самое обычное имя, но Оливия пожалела, что они не выбрали другое. Она бросила взгляд на Чайза и увидела, что у него снова изменилось настроение. Он дергался, не в силах сдержать возбуждение и оторвать взгляд от переодетого вериста. Он все понял! Неясно, как ему это удалось, но сомнений быть не могло: он догадался, кто перед ним.
Жизнь превратилась в кошмар внутри кошмара.
– Прошу вас, встаньте. Добро пожаловать в наш дом, брат Марно.
– Миледи, я благодарю богов за возможность и честь помогать лорду Пьеро.
Его голос звучал резко и глухо – ничего общего со звучным басом Стралга. Лицо же оказалось совсем не таким, каким она представляла себе лицо знаменитого повстанца – красивое, чувственное, аристократичное. Он был очень похож на Дульо Кавотти, своего погибшего отца.
– Вы сумеете облегчить страдания моего мужа?
– Не я, миледи. Богиня.
– Разумеется.
Ему следовало сказать «моя богиня».
– Ты недавно в нашем городе?
Надо же, Чайз решил завести светскую беседу! Неужели грядет начало новой эры?
Кавотти, видимо, вспомнил, что у него селебрианский акцент, и ловко избежал ловушки.
– Я здесь родился, но много лет не был.
– Ты уехал до моего рождения, да?
Переодетый верист секунду молчал.
– Задолго до этого, лорд Чайз.
Оливия фыркнула – может быть, напрасно, но сейчас уже ничто не остановило бы ее сына.
– А ставню ты сдвинул, брат? Чтобы ее поднять, понадобилось целых четыре человека.
– Нет, это сделал мастер Дицерно. Как он наверняка вам говорил, боги дают силу тем, чьи помысли чисты.
Чайз удивленно рассмеялся.
– Я говорил ему, что скромность – признак хорошего воспитания, – заметил Дицерно.
– Я сейчас видел своего отца. Он так ужасно страдает, что я прямо сам не свой, – прищурившись, выдал Чайз. – Ты не мог бы меня немного успокоить и утешить, налист? Всего одно прикосновение… – Он протянул ему тощую руку.
Кавотти схватил ее своей огромной лапой.
– Приятель, давай-ка я лучше покажу, как можно легко прогнать беспокойство и ненужные тревоги.
Он подошел к двери и шагнул на террасу.
Чайзу пришлось следовать за ним, хотя он лягался, вырывался и вопил.
– Прекрати! Мне больно! Отпусти меня!
– Помощь священной Налы тебе не требуется, – прорычал великан. – Посмотри сюда. Ловкий юноша может легко перебраться через балюстраду и спрыгнуть на речную стену. Обеги город дважды, и ты увидишь, как все заботы уступят место радости от того, что ты силен и здоров.
Когда он его выпустил, Чайз сразу отскочил, потирая белые пятна на руке и сердито шипя, точно разъяренный кот.