– Присаживайтесь. Вас ведь Максом зовут? Мне говорила о вас Помпо. Так же вот, за чаем. Чай, знаете ли, вообще прекрасный напиток для рассказов: он настраивает на нужный лад и делает течение мысли свободным.

– Я понял, – мне вовсе не хотелось рассуждать о чае. И чем дальше мы беседовали с мадам Вон, тем меньше мне хотелось с ней беседовать. Мне казалось, что доверять этой особе не стоит.

Что мне в ней не нравилось? Не знаю. Вся она такая замечательная, как кружевная салфетка на пустой пирожнице – красивая, с цветочками, но что окажется в ней через полчаса – неизвестно. А кружевные салфетки я тоже не люблю: мне нравятся те, что покупает моя мама, клетчатые. В Элисе Вон мне нравились только её синие глаза и то, как она поправляет бирюзовую шаль. Но прямо сейчас она нахмурилась, и её взгляд остановился – она к чему-то прислушивалась.

– Я сейчас, – вдруг сказала гостья мадам Помпо.

Она ушла куда-то вглубь квартиры, и я тут же услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ. Щелчок, и дверь плавно отворилась. Она поплыла внутрь, а потом резко дёрнулась и здорово грохнула о стену в коридоре. В квартиру грузно ввалилась её хозяйка. Отдышавшись, она сняла с себя пальто и шапочку с помпоном, что-то весело ей сообщила и, чмокнув, повесила на крючок. Я продолжал сидеть на кухне и надеялся, что Элиса сейчас же придёт встречать хозяйку дома, чтобы избавить меня от объяснений. Но её по-прежнему не было.

Вместе с сырным багетом в фирменном пакете «Миюславы», кремово-персиковыми булочками и пирожными «а-ля Пунш» в прозрачных коробочках, мадам Помпо ввалилась в свою маленькую кухню.

– Ох, да у меня гости! Это замечательно! – её толстые щёки расплылись в улыбке, полностью изменив лицо. – Ну, здравствуйте, юноша! Вы же Макс?! Как это мило! Вы живёте на втором этаже! Вот это чудесно! Я всё вспомнила.

Ничего милого и тем более чудесного я в своём присутствии на кухне мадам Помпо, равно как и в проживании на втором этаже, не находил. Тем больше я был удивлён её восторгом от моего появления: она ведь меня в гости не приглашала. Да она всегда проходила мимо меня с таким видом, как будто я, в числе прочих окружающих её людей, был всего лишь досадным недоразумением. Единственное, что вызывало у меня настоящую радость от общения с мадам Помпо, – отсутствие необходимости вместе с ней подниматься на лифте.

– Присаживайтесь, – сладко ворковала хозяйка. Она «порхала» по кухне, напевая какую-то весёлую песенку, раскладывала на пирожнице свои «дорогие ла-Пунш», высыпала на розовое блюдечко бело-сиреневые конфеты из маленького бумажного пакетика. Я хорошо знал их: это были фиалково-сливочные подушечки, которые спасали всю нашу семью от маминого дурного настроения. Всякий раз, когда оно случалось, папа спешил за маленькими бумажными конвертиками в «Миюславу».

На столе появилась пара чашек с коричневато-красным напитком, по поверхности которого плавали легкие чаинки. Хозяйка чаепития предложила мне угощаться пирожными, подвинула сахарницу и подала ложку с витой ручкой и белым эмалированным шариком на конце.

– Это чудесно, что вы решили меня навестить, право слово! – мадам Помпо была в нарядном лиловом платье с белым воротничком. – Скажите мне, а как вы попали в дом? Вам кто-то открыл дверь?

– Мадам Вон… – я увидел, как заострились черты лица толстухи. – Она сообщила мне номер вашей квартиры ещё вчера. Но я смог прийти только теперь.

– А, дорогая Элиса, – рассеянно протянула Помпо. – Что ж, хорошо. Где же она?

Мадам тяжело задышала – то ли от усталости, то ли от волнения. Она выглянула в коридор, поискав свою гостью, и вернулась обратно к столу.