Критий провел Мала в тот зал, где они недавно пировали по приглашению цариц Мемфиса. Гатара сидела на троне. Сейт-Акх стоял рядом и смотрел в окно. Мал приветствовал их поклоном. Гатара велела слуге в маске собаки принести еду и напитки. Тот бросился выполнять ее указание. И только когда к обеду все было готово, она расположилась на одной из подушек и пригласила Мала присоединиться к ней.

Слуга наполнил сосуды красным вином. Гатара первой осушила кубок. Жрец наблюдал за ними, ни о чем не спрашивая. Мал быстро захмелел и перестал смущаться неряшливого вида. Гатара заговорила после того, как гости утолили голод и жажду.

– Какие вести ты принес нам, рыцарь?

«Вместо вести о мире тот, кто вошел в обитель, несет весть о войне» – с горечью подумал принц. Вслух он произнес:

– Упуат и Кебхут, вступившие в союз с Осирисом, предупредили меня о том, о чем вы уже осведомлены. Сетх и его дикие орды идут на Мемфис. Они собираются разрушить город до основания.

Мал рассказал, как дети Анубиса просили заключить союз с Осирисом против Сетха, что они не в силах продлить перемирие между богами и не возглавят оборону Мемфиса, и о том, как стая приспешников Сетха пыталась переманить его на свою сторону.

Гатара слушала с обычным для нее спокойствием. Жрец также не выказывал ни любопытства, ни удивления. Мал догадывался, что тот не задает лишних вопросов, будучи убежден, что человек входит в пирамиды не иначе как по воле богов. Принц попытался объяснить ему и Гатаре, что раздоры между Сетхом и Осирисом есть не что иное, как непримиримая борьба рассудочного начала с животным, и ведется она не только между богами, но и в людских душах. Сетх стремится разрушить Мемфис, потому что человек пренебрегает простой жизнью в угоду собственному рассудку. А тот хоть и высвобождается из-под влияния животного начала, но взамен превращается в раба. Человек сосредотачивается лишь на себе самом и пускается в бесконечную погоню за славой и богатством. Он купается в роскоши, окружая себя ненужными вещами, рядясь в дорогие одежды и наслаждаясь изысканными блюдами. Когда его душу начинает разъедать лень, животное начало восстает. Оно отрекается от всего, что чрезмерно, впускает в жизнь только то, что необходимо, и следует естеству. Две силы вступают в распрю, чтобы выжить и поработить одна другую. Этого можно избежать. Человек должен стать мудрее. Ему нельзя отвергать ни одну из сил. Пока он не объединит их, боги будут разрывать человека на части. Сейчас, чтобы спастись, человек вынужден принять покровительство Осириса. Но если бы раньше он принимал в расчет и силу Сетха, все бы сложилось иначе.

– Мемфис предназначен для всех богов, принц-рыцарь, – отвечала Гатара. – Его жители воздают почести всем без исключения.

– Сетх ненавидит ритуалы, Ваше Величество. Он не из тех богов, в чью честь надлежит петь гимны в городских храмах.

– Нам это известно. С незапамятных времен мы почитаем Сетха в священном лесу за южными пределами Мемфиса.

– Я ничего не знал об этом, – подумал принц, – но ведь именно через этот лес я шел к пирамидам.

– Если мы в угоду одному из богов уничтожим все городские храмы, это будет несправедливо, – продолжала Гатара. – Богов великое множество и мы не должны забывать ни имена, ни деяния никого из них. Нельзя выбирать между огнем, рождающим тепло, и водой, утоляющей жажду, воздухом, наполняющим жизненные каналы, и землей, одаривающей плодами. Разве не глупо думать, что правая рука лучше и полезнее левой? Разве в том случае, если между ними возникнет вражда, человек может без забот легко избавиться от левой руки в угоду правой? Нет ничего более нелепого, когда царь любит одного из сыновей больше другого! Тем самым он сеет рознь между ними, и однажды она приведет к братоубийственной войне. Даже вы, принц-рыцарь, не знающий наших традиций, но имеющий суждение о мудрости богов и людей, не вняли призыву ни Осириса, ни Сетха. Вы так и не встали на сторону ни одного из них, – в голосе Гатары появилась легкая ирония. – Мы обязаны служить всем богам. Даже когда они вспоминают старые обиды и возобновляют распрю. Таков наш долг перед теми, кого мы почитаем как отца и мать.