Иногда Нкуку отказывался отвечать что-то определенное:

– Откуда я знаю? Вы думаете, Сетх меня лично известил о своем прибытии?

И тут же:

– Даже не сомневаюсь, что орды захватчиков подступят к городу на закате.

Когда Нкуку наскучивали короткие ответы, он импровизировал:

– Прибыв на закате, захватчики начнут штурм сразу или уже после того, как переночуют? Я бы на их месте начал штурм немедленно. В противном случае этой же ночью мы им перережем глотки.

Еще один вариант:

– Завтра мы все умрем, так что спешите наслаждаться жизнью.

Слова мудреца звучали так:

– Нам всем грозит смерть. Но в этом есть своя выгода. Сегодня у меня болит зуб, у тебя – живот. А в царстве Осириса нам не придется об этом беспокоиться. Так что не печалься, приятель.

Иногда Нкуку храбрился:

– Эти глупцы и не подозревают, что завтра их ждет гибель. Им надо бы одуматься и повернуть назад, но у них нет разума. Это стадо животных, погоняемых сумасшедшим пастухом.

Нкуку мог и пошутить:

– Нелегко нам будет после штурма. Сколько забот выпадет на нашу долю. Ведь это мы, а не кто-нибудь еще, будем перевозить вражеские трупы на другой берег и там рыть для них могилы в раскаленном песке. Но мы должны быть милосердны к их душам.

Внезапно боевой задор Нкуку исчезал, и он переходил на шепот:

– Я боюсь. Надо бежать. Но куда? Повсюду поджидает смерть: или от голода, или от зубов диких зверей.

Это длилось недолго, и Нкуку вскоре громогласно провозглашал:

– Боги уготовили нам достойный удел! Наш враг силен! Тем ярче сияние славы, что достанется нам вместе с победой!

Нкуку удавалось сказать каждому, что тот ожидал. Когда Нкуку пришлось говорить в ту сторону, где стоял Мал, его ответ был таков:

– Враг близко. Город обречен. Я не раз предупреждал царей Мемфиса, что его стены слишком низкие. Вражеские наездники легко перепрыгнут их на своих скакунах.

Нкуку преувеличивал опасность, почти дословно пересказывая мысли Мала. Но чем ближе они подходили ко дворцу, тем чаще на вопрос о захватчиках он отвечал одним словом:

– Нет.

А потом и вовсе принялся мотать головой в маске петуха. Было странно, что шедших позади Лию и Паоло никто ни о чем не спрашивал. Мемфисцы угадывали в петухе предводителя отряда и предпочитали разговаривать с ним.

Так они добрались до дворца. Нкуку дал знак Лии и Паоло идти в один зал, а сам пошел в другой, не обращая внимания на Мала. Принц шел за ним, не сворачивая. Вспомнив, что на нем маска неприкосновенного, он поспешил ее снять.

– Нкуку, теперь ты можешь со мной говорить.

Мал достал из сумы бурдюк с водой и сделал пару глотков. Его провожатый тоже снял маску. Мал узнал в нем капитана «Диониса» – грека Крития. Последний раз он видел его, когда они только прибыли в город.

– Не удивляйтесь, принц. Мы уже много раз встречались, но вы почему-то не узнавали меня.

От жары и усталости Мал не сдержался и повысил голос:

– А ты сам не догадываешься почему? Ты же был в маске!

– Ваше Высочество, проживи вы здесь подольше, вы бы научились узнавать любого, под какой бы маской он ни прятался.

Про себя Мал согласился: «Маска – всего лишь часть ритуала. Ведь, кроме лица, есть походка, жесты, голос. Они выдадут любого, как бы он ни пытался остаться неузнанным».

Принц опустил руку на плечо Критию.

– Что, если враги воспользуются масками неприкосновенных, чтобы проникнуть в Мемфис?

– Такая мысль может прийти в голову только арабам или франкам, но никак не египтянину, и уж тем более не рыцарям Сетха.

– Неужели они настолько глупы?

– Вовсе нет, – едва заметно улыбнулся грек, – дело в том, что, надев маску, они предадут своего господина.