– Руфия! – голос хозяина прогремел, словно гром. – Что происходит? Во дворе чужой конь, в зале мужской кафтан… Кого ты привела?

Руфия замотала головой, не в силах сказать ни слова. Адальберт тоже застыл на месте: отец девушки так и стоял в дверях, преграждая путь. Руфия мельком взглянула на Адальебрта и тут же зажмурилась. Но хозяин всё понял. Они с юным графом встретились взглядами.

– Сеньор, я предупреждаю… – начал Адальберт, пятясь к шпаге, приставленной к стене. Разъярённый, как бык, хозяин двигался на него. – Я не хочу драки, но если Вы вынудите меня…

– Проваливай к дьяволу! – отец Руфии замахнулся на Адальберта, и тот, схватив шпагу, выбежал из комнаты.

Земля ещё не прогрелась на солнце, а Адальберт в сопровождении верных слуги и оруженосца уже скакали прочь из деревни, поднимая за собой столп пыли. Никогда прежде они не собирались в дорогу столь спешно. Проезжая живописными полями, до которых юному графу сейчас не было никакого дела, они услышали позади себя стук копыт. Адальберт обернулся и тут же пришпорил коня.

– Эй, граф! – это был хозяин винодельни, коренастый, лохматый старик с испещрённым родинками лицом. – Постойте, я хочу поговорить с Вами. Клянусь, только поговорить!

Они подъехали друг к другу.

– Не думайте, будто я какой-то дикарь, который чуть что – сразу в драку, – начал винодел. – Давайте всё обсудим. Вы мою Руфию… – ему явно было неловко говорить о своей дочери в таком ключе. – Ну, словом, любили?

– Да. Но я не посмел бы и притронуться к ней, если бы она того не пожелала.

– То есть ты называешь мою дочь распутной девкой?

– Нет, вовсе нет! Руфия красивая, хорошая девушка… женщина. И мы не предавались одним только плотским утехам. Я давно не получал такого удовольствия от простой беседы, как с Вашей дочерью.

– Да? Ну, раз так, женитесь на ней, сеньор.

Адальберт так и застыл на месте.

– Да, женитесь, – продолжал винодел. – Раз вам так хорошо вместе. Вы ей тоже понравились, кстати. Говорит, Вы весь такой нежный, и благородный, и начитанный… – он окинул Адальберта строгим взглядом. – Я вижу только, что Вы при деньгах да не умеете вовремя остановиться. Ну ничего, это по молодости со всеми бывает. Жизнь научит… А Руфию в жёны Вы возьмёте, выбора у Вас нет. После всего-то, чем вы занимались. Вернёмся на винодельню, всё обсудим.

Жениться? На Руфии? За этот месяц Адальберт и правда привязался к ней и даже тосковал, когда думал, что им придётся расстаться, но он не мог привести в дом такую жену. Что скажет отец, если узнает, почему состоялась эта свадьба? При одной мысли об этом Адальберт замотал головой.

– Нет, я не могу. Извините.

– Вы что же, не христианин?

– Поймите… Как Ваше имя?

– Гуидо.

– Гуидо, хорошо. Дело не в том… Понимаете, дома меня ждёт… невеста. Мы с ней обвенчаемся, как только я вернусь.

Адальберт молился, чтобы на лицах слуг не мелькнули удивление или усмешка, которые тут же выдали бы эту нелепую ложь.

– Тогда гори ты в аду за свои грехи, – совершенно спокойно выпалил Гуидо. – А за то, что сделал с Руфией, заплатишь мне двести лир.

– Двести? – перед глазами снова возникло разъярённое лицо Рудольфа, и юноша закусил губу. – Я понимаю Вашу беду, Гуидо, но мой конь в год обходится дешевле.

– А моя Руфия не конь, – обиженно произнёс винодел.

– Может, сто пятьдесят?

– Сто девяносто и ни лирой меньше. Ты опозорил честь моей дочери.

Адальберт вздохнул и сделал жест слуге, чтобы тот отдал Гуидо увесистый мешочек с деньгами. Лицо юного графа зарделось краской.

Венеция изо всех сил пыталась справиться с навалившейся бедностью. Когда-то отсюда началось знаменитое путешествие Марко Поло, теперь же порт Венеции пустовал. По пристани без дела шатались матросы, чайки облюбовали сваи. Но всё это казалось мирской суетой рядом с простором моря. Морская гладь, уходящая за горизонт, напоминала заливные луга, а пенистые волны были похожи на горные вершины Альп. И всё же безграничное спокойствие, чувство свободы, исходившее от воды, невозможно было сравнить ни с чем на свете. Адальберт мог подолгу стоять на причале и любоваться уходящей в горизонт голубизной.