Адальберт уже разделся до исподнего и лёг под лёгкое одеяло, когда дверь тихонько открылась. Со свечкой в руках там стояла Руфия. В её тёмных глазах играли отблески пламени.

– Адальберт? – прошептала она.

– Да?

– У тебя есть жена дома, в Веллене?

– Нет. Жены у меня нет.

– А… сколько тебе лет?

– Почти шестнадцать.

Руфия улыбнулась и прищурилась.

– Хорошо.

Она постояла в дверях несколько секунд, разглядывая лицо Адальберта и складки на одеяле, затем повела плечом, развернулась и вышла. Позади неё послышался шорох одеяла.

– А почему ты спрашиваешь? – Адальберт уже стоял у неё за спиной.

Она повернулась и подняла голову. Её губы дрогнули.

– Просто так. Нельзя спросить?

– Можно. Меня вообще каждый день спрашивают о подобном красивые девушки, – он усмехнулся и обвёл взглядом её тело. Ночная рубашка огибала округлые груди, спускалась по волнам талии и подпрыгивала на бугорках бёдер. Адальберт почувствовал, как жар подступает к шее.

Сначала Руфия шире улыбнулась, но потом вдруг нахмурилась.

– У тебя дома много красивых девушек?

– Я так сказал? Нет, я вовсе не то имел в виду…

Руфия рассмеялась. Адальберт подхватил её смех. Он придвинулся к ней, и лишь свеча отделяла их друг от друга. Юный граф положил руку девушке на талию. Руфия всё ещё смеялась. Адальберт наклонил голову и коснулся губами её верхней губы. Девушка издала короткий вздох. Адальберт обхватил её талию второй рукой. Руфия ответила на поцелуй и закрыла глаза.

Когда лучи рассветного солнца заглянули в окно господской спальни скромной итальянской винодельни, Адальберт перевернулся на другой бок. Его рука упала на чьё-то плечо. Он придвинулся поближе. Рядом раздался сонный вздох. Его руку сжала мягкая женская рука. Адальберт улыбнулся во сне. Руку поцеловали женские губы.

Уезжать не хотелось, Адальберт решил задержаться в винной деревне. Отец Руфии не спешил возвращаться из Рима, поэтому двое могли вдоволь насладиться компанией друг друга. Днём они беседовали, гуляли среди виноградников, пили вино; один раз Адальберт даже напросился помочь Руфии в давке винограда. «Да это занятие изматывает не хуже урока по фехтованию!», – сказал тогда Адальберт, и Руфия рассмеялась. Когда на деревню опускались сумерки, они уединялись в господской спальне. Лишь одну, самую жаркую ночь провели они, лёжа на своих плащах прямо на улице. Небо было чистое-чистое, и Адальберт, придвинувшись к возлюбленной, показывал ей созвездия и рассказывал мифы об их появлении. Руфия же смотрела не на небо, а на увлечённого звёздами юношу. Им было очень легко друг с другом, и Адальберт наконец понял смысл сентиментальных стихов, которыми зачитывался в детстве.

Незаметно в безмятежном счастье пролетел месяц. Очередным солнечным утром Адальберт с Руфией нежились в постели хозяйской спальни. Внизу хлопнула дверь.

Адальберт и Руфия разом подскочили и переглянулись. «Отец…», – пробежало в глазах у девушки.

– Оденься, живо! – прошипела она.

Адальберт поспешно вскочил с кровати и стал подбирать с пола одежду. Завязывая шнурки на рубашке, он выглянул в окно. Слишком узко – не пролезть. Юный граф натянул чулки и бриджи и потянулся туда, где обычно лежал его кафтан. Пусто. Вечер накануне был жарким, и Адальберт снял кафтан внизу, в обеденном зале. Он медленно повернулся к Руфии.

– Кафтан…

Глаза девушки округлились. За дверью послышались шаги. Хозяин спешно поднимался по лестнице. Адальберт скользнул за дверь, вжавшись в стену. Раздался стук, от которого сердце провалилось в пятки: хозяин вошёл в комнату дочери. Короткая тишина снова сменилась звуками шагов, и через мгновение распахнулась дверь, скрывавшая за собой двух влюблённых.