В старшей школе стало особенно тяжело, поскольку стоять на одной ступеньке с детьми богатых родителей я не могла при всем желании. И приходилось существовать под крылом своих старых знакомых, как бедной родственнице (благо за все эти годы состав учеников практически не менялся). Вымученно радоваться их подачкам, пропускать мимо ушей брошенные вскользь замечания о моих дешевых вещах и нищих родителях. А все ради того, чтобы у папы была возможность завести нужные знакомства.
Слава богу, это давало хоть какие-то плоды. В противном случае я действительно наложила бы на себя руки, поскольку жить в этом аду было невыносимо.
А еще от отравления снотворным меня удерживала любовь к маме. Я знала, что она этого не переживет. Она слишком многое вложила в нашу семью, стольким пожертвовала ради меня и отца, что свести все ее труды на нет было бы преступлением.
Моя чудесная мама отказалась от крупного повышения, потому что ради него пришлось бы переехать слишком далеко от Голливуда. Она продала дом своих родителей, когда потребовались деньги на оплату моего обучения в старшей школе. Она годами не покупала себе новых вещей, чтобы ее дочь имела хоть какую-то возможность выглядеть под стать одноклассникам. Она своим примером убеждала меня в том, что отец занят по-настоящему важным делом. И, несмотря на все доводы рассудка, мое сердце ей верило.
И я терпела. Ради нее и ее горящих любовью глаз.
Теперь вы понимаете, почему я свалила как можно дальше после окончания школы. Я была готова уехать на Аляску, только чтобы больше никогда не появиться ни в одном из домов на Беверли-Хиллз. Но на Аляске было слишком холодно, а первую стипендию мне прислал колледж Уэллса в Авроре, штат Нью-Йорк. Я долго думать не стала и уехала туда. Не удивляйтесь, что никогда раньше не слышали о нем. Он маленький и ничем не выдающийся. Я и сама узнала о нем случайно и только потому, что рассылала заявления буквально во все колледжи, чьи адреса смогла легко найти в интернете.
И знаете, я нисколько не жалею о своем выборе. В этом маленьком провинциальном колледже у меня появился шанс наконец-то стать собой. Я сама выбирала свой круг общения, занятия, курсы, место жительства. Я зажила своей жизнью! И это было важнее престижности диплома.
Но об этом как-нибудь позже, а пока стоит вернуться в класс испанского, где взрослая женщина, запертая в семнадцатилетнем теле, отсиживает необходимое время.
Не зря говорят, что у страха глаза велики. Я настолько ненавидела свои школьные годы, что, не зная ничего о старшей школе Лос-Перроса, накрутила себя до бессонницы и дрожи в коленях. А чего было бояться? Дети как дети, школа как школа.
За испанским последовал английский, за ним – информационные технологии, а я все еще не встретила мистера Кросса-младшего, хотя это совершенно точно были и его предметы. Но я не сильно расстроилась. Пожалуй, стресс от встречи с ним не стоит накладывать на стресс от первого дня. Дайте мне пообвыкнуться, притереться, и можно с Райаном знакомиться.
Время доползло до физкультуры. Я смело шагнула в раздевалку и… И поняла, что ничего не меняется. Подростки во все времена одинаковые.
– Коллинс, ты снова здесь? Поверить не могу, что ты все еще ходишь в эту школу! На какие шиши вы здесь живете, если твоего отца уволили за пьянство?
От голоса заносчивой брюнетки в спортивной форме мне захотелось забиться в угол. А она ведь даже не со мной разговаривала! Но слова были такими знакомыми, что реакция организма граничила с рефлексами.
– А, не-е-е-т, – протянула брюнетка. – Это у Эдвардс отца уволили за пьянство. А твоего, кажется, за воровство. В любом случае, если тебя выпрут из команды, даже не думай приходить на наш отбор! Будь ты хоть олимпийской чемпионкой по гимнастике, к нам ты не попадешь никогда!