Но это еще было терпимо и почти весело.

А потом началась школа.

Я стояла перед всем классом и нервничала, пока меланхоличная учительница испанского писала на доске мое имя. Ладони вспотели, сердце бешено колотилось, колени слегка подрагивали. Да, именно настолько я боялась вернуться в школу. Хорошо, что первый курс, который достался мне по милости Лидии, был без Объекта, в противном случае я и двух слов бы не связала. А я ведь вполне неплохо говорю по-испански.

– Саманта Баркер! Знакомьтесь! – представила меня миссис Гарсия.

В ответ я услышала вялый и нестройный хор приветствия.

– Занимай свободное место! – велела женщина и махнула в сторону парт.

Скрывая волнение за хмурой и неприветливой рожей, я проследовала к единственной свободной парте в середине класса.

Пока все шло замечательно. Я не интересовала решительно никого. Ни одного шепотка или кривого взгляда. Появление нового ученика никак не тронуло моих сокурсников. И это было прекрасно!

Я плюхнулась на стул, а миссис Гарсия тут же начала рассказывать, что же такого интересного нас ждет в этом году. Чтение книг, коллективная работа и тесты. Ничего не поменялось с тех пор, как я сама выпустилась.

И тут, наверное, стоит уже рассказать, за что же я так сильно не люблю старшую школу.

Как это часто бывает, мои родители вместе учились в школе и рано поженились. Не нужно долго гадать, чтобы назвать причину брака в восемнадцать лет. Да-да, это я.

Они всю жизнь прожили в Лос-Анджелесе. И знаете, мой папа… Мой папа воплотил в себе все стереотипы о молодом человеке из ЛА, мечтающем об актерской карьере. Бесконечные прослушивания, мелкие роли, идиотские постановки и прочая ерунда.

А мама, напротив, была очень приземленной. Она бесконечно любила мужа и шла на любые жертвы. Она работала на износ ради двух вещей: моего содержания и папиной карьеры. В нашем доме иногда с трудом хватало денег на еду, но папа никогда по-настоящему не работал.

– Ему нельзя! Он же актер! Творческий человек! Обычная работа его погубит, – повторяла мне мама. Но сдается, что на самом деле она повторяла это себе.

Чем старше я становилась, тем чаще мне удавалось подслушать их тихие разговоры про необходимость перемен. «Пора перестать гоняться за несбыточной мечтой!» – говорила мама. Отец в ответ кивал и обещал больше не искать ролей, а найти нормальную работу. А через пару дней с горящими глазами прибегал и сообщал об очередных пробах в проект, который обязательно принесет ему успех. И мама загоралась вместе с ним, забывала все свои претензии. И все начиналось заново.

Я не хочу сказать, что наша семья была несчастливой. Нет!

В целом я люблю родителей, они – меня. У нас не было громких ссор, насилия или еще каких-то ужасов. Мы не голодали, хотя и жили очень скромно.

Но было одно обстоятельство, которое наложило отпечаток на всю мою жизнь: отец считал, что в борьбе за карьеру все средства хороши. И я была одним из них.

Частные школы!

С самых ранних лет меня отправляли учиться в те места, где можно завести приличные связи. И если в начальной школе я не придавала этому особого значения, то в средней все изменилось. Я была достаточно умным ребенком, чтобы понять, как меня использует отец.

Он заставлял меня выбирать друзей не по душе, а по степени полезности их родителей. И поддерживать контакт с нужными людьми любыми средствами. Мне приходилось дружить в том числе с самыми отвратительными детьми в школе. Терпеть, улыбаться и изображать недалекую простушку, которая не замечает, как над ней смеются. Меня держали при себе в качестве шута. А дети бывают очень жестокими. Это все знают.