«И по этой деревни пройдусь», – подумал Влад, а вслух спросил. – Во многих домах сохранено остекление. Как так вышло?

– Здесь не бывает людей, – коротко пояснил дядя Гриша.

– Совсем?

– Ну, иногда случайно сталкеры оказываются здесь. Такие ребята обычно не грабят. Переночуют в деревне и уходят дальше. Но это редкое явление. В основном тут глушь.

– Разве тут где-то можно спать? – у Влада были свои сомнения насчёт домов. Ему казалось, что они изнутри давно сгнили от сырости и покрылись плесенью.

– Очень надеюсь, – протянул дядя Гриша и вышел из-под арки. Дождь сразу атаковал его холодными каплями. – Не лето, а осень, чтоб её! – возмутился дядя Гриша и ускорил шаг.

Пройдя несколько шагов, он свернул за куст сирени и проскользнул в неприметную, настежь открытую калитку. Перед ним открылся небольшой сад, утонувший в тени деревьев. Трава под деревьями выросла по колено, и, чтобы пройти к деревянному дому, дядя Гриша ногами расчистил себе путь, приминая траву. Он поднялся на крыльцо, толкнул дверь и прошёл в дом. За ним проследовал Влад и оказался на просторной веранде. «Кухня» – понял Влад, увидев в конце веранды русскую печь с лежанкой. Через многочисленные окошки угловой рамы в помещение проникал дневной свет, и можно было всё рассмотреть. На окнах старый тюль, посеревший от времени. Нижняя его часть накрывала гору пыльной посуды на столе. Из–под стола выглядывала пара мужских резиновых сапог с высоким голенищем. Влад прикрыл входную дверь, и опустил собаку на пол. Дядя Гриша последовал этому примеру и потряс руки:

– Наконец–то! Чихуахуа, а весит центнер!

Долгий переход утомил собак, но это им не помешало удовлетворить своё любопытство. Они почувствовали множество незнакомых запахов и бросились всё обнюхивать. А мужчины прошли дальше. Следующая комната оказалась больше и темнее. В комнате стоял полумрак, но скудная обстановка придавала некий уют. Как в детстве, в бабушкином доме. На полу – вязаный коврик, в углу – старая кровать со смятой постелью, на железной спинке развешаны два женских плаща и мужская потёртая куртка. Рядом – тумбочка без дверцы, а сверху на ней – разбитый светильник и огарок свечи. В противоположном углу расположился советский телевизор с деревянным корпусом на ножках. На его пыльном кинескопе неизвестные вывели надпись: «Мы живы». Надпись была не свежей и успела покрыться своим тонким слоем пыли. У стены, между окон, стоял круглый стол и на его поверхности раскиданы конверты и пожелтевшие бумажные листы. При виде бумаг дядя Гриша недовольно сжал кулаки и молча скрылся в очередной комнате. Та еще более тёмная, маленькая с крохотным окошком. В одном краю самодельная деревянная двуспальная кровать, что занимала половину комнаты. Постельное бельё на ней также смято. В другом углу противоположной стороны вещевой низкий шкаф с закрытыми дверцами. На подоконнике глиняный горшочек с сухим цветком и открытая железная коробка.

Маленькая комната не заинтересовала Влада, что не сказать о письмах. Он взял со стола один конверт и устроился на ветхий табурет у окна. Погода испортилась, и по стёклам били крупные капли дождя. Экскурсию придётся отложить. Влад повертел в руке конверт. Чернила едва различимы, а почерк красивый, ровный. Сразу понимаешь – женский. Получатель: Егорова Анна Викторовна. И дата на печати – 27.10.1982 год. Влад извлёк из конверта исписанный лист и развернул его.

– «Дорогая Аннушка! Как ваши дела? Что там у Ивана? Починил свой проклятый трактор или выдали новый? Девочки как там? А ребята? Особенно хочу знать, как Гришка, хорошо учится? Он, сорванец, мечтал удрать в Киев и стать министром. А я его пугала, что участковый ваш, Виктор Михайлович, посадит его в тюрьму, если тот сбежит из дому…» – негромко зачитав вслух, Влад запнулся, призадумался. Если память ему не изменяет, то его старший приятель, как раз Егоров Григорий Иванович. – Дядя Гриша, как твоя фамилия?