Я с испугом посмотрела на Марину.

Удивляться, конечно, было нечему. Темперамент Маришки знали домашние, друзья и просто знакомые.

– Марин, извини, не хочется что-то, – начала было я.

Уперев руки в бока, Марина стальным тоном произнесла:

– Или ты встаешь, или я найду этого ублюдка и выпущу ему кишки самолично!

Самолично не надо, думала я, неохотно поднимаясь, так как тело до сих пор еще немного побаливало. Этот гаденыш сдохнет от моей руки. Всему свое время.

– И все равно я не согласна с твоим решением по поводу этого морального урода, – продолжила Марина, помогая дойти мне до комнаты, хотя, в принципе, особой нужды в этом не было. Я же не калека. – Если ты боишься, что его откупит родня, то ты не забывай, моя ласточка, что у меня тоже родня есть. Они помогут. И сядет он, Маша! – голос подруги с каждым словом плавно переходил на бас. – И сидеть будет долго! И всю жизнь ему потом тащить на себе этот крест! Я его прославлю на весь наш город. Я тоже не пальцем деланная. У моей семьи тоже блат есть! Сядет он, вот увидишь! Скажи мне только, как выглядит этот ублюдок.

– Хватит, Марина, – закричала я на подругу, и уже более спокойно продолжила, – Послушай, я не хочу, чтобы он сидел. Эта не та месть. Это не тот способ расплатиться по счетам. Бог все видит, он накажет. Не он, так я.

Марина тяжело вздохнула:

– Чудная ты, Машка… Как с пулей в голове. Ну как хочешь. Если передумаешь, только скажи. Сразу же за его поиски с милицией возьмемся. Главное, чтобы не поздно было. А теперь я ничего не хочу слышать. Ты собираешься, и мы идем на свежий воздух.

Я искренне усмехнулась:

– Ты с ума сошла, Марина? Посмотри на меня, да на мне живого места нет! Что люди подумают?

Мы вошли в мою убогую комнатку, и Марина встала в позу:

– Какая тебе разница, что там подумают какие-то люди? Я не позволю тебе тут сидеть и саморазрушением психики заниматься.

Ровно через пятнадцать минут мы выходили из моего дома. Одета я была в черную длинную юбку и синюю майку.

Мариша решила вытащить меня посидеть в парке. Я не хотела туда идти. Но это была единственная, на тот момент, возможность, говорила подруга, побороть свои внутренние страхи и разобраться в себе самой. Раз и навсегда пережить эту трагедию и забыть.

Подруга знала, что мой любимый парк – лекарство от всех моих душевных ран. Сев на свою любимую скамью, которая, к счастью была свободной, я старалась не смотреть в ту сторону, где жизнь моя так круто развернулась и покатилась вниз. Как обычно, в это время года, парк был заполнен до отказа молодежью, парами, семьями и детьми, и просто одиноко гуляющими людьми. Жизнь не стояла на месте, и у каждого были свои заботы, радостные моменты, или же драмы и печали в жизни. Я перестала замечать людей, а они не замечали во мне личных переживаний и самой страшной трагедии. В этом мире никому нет до тебя дела. Никому ты не нужен, кроме близких друзей и родных. И верно, что единицы протянут руку помощи, когда ты будешь тонуть. Вот теперь я перестала верить в сказки. Я наконец широко открыла глаза, встретив удар жестокой и беспощадной, как и время, реальности.

С собой на прогулку я взяла свой дневник, и предложила подруге помочь сочинить мне какие-нибудь короткие стишки, чтобы как-то отвлечься от ужасных воспоминаний и мыслей. Мы так увлеклись, что даже не заметили подошедшую к нам группу ребят.

– Привет, девчонки. Чем занимаетесь?

Мариша оторвала взгляд от моих строчек и голосом командира спросила:

– Что надо, придурок?

Парней было трое. Все хорошо одеты и с юношеской привычной надменностью, которая выражалась в высоко поднятых головах, засунутых в карманы джинс руках и нахальных взглядах, обращенных на нас с Мариной, и с такой же улыбкой и тоном речи.