Я подумала выйти к народу, но очень быстро идею отмела. Боли в желудке вроде улеглись, но двигаться было страшновато. Да и выходить заспанной, с помятой мордой, в пижаме к людям – сомнительное счастье. Переодеваться и приводить себя в приличный вид ради новых гостей не хотелось категорически. Поэтому я продолжала лежать, завернувшись в плед, пытаясь уснуть. Удалось опять задремать вопреки волнению и колотящемуся сердцу. Но снова разбудили голоса. Глеб и Миша разговаривали у туалета. Они вроде пытались быть тихими и, возможно, их не было слышно в комнатах, но я прекрасно разбирала каждое слово.

- На кухне есть диван, но там уже Машка спит вроде.

- Какая Машка?

- Подруга Кристины. Ей, кажется, плохо стало, вот она и прилегла.

- Ааа, - с легким замешательством.

- Подвинь ее немного. Не на ковре же тебе спать, Мишань.

- Не очень хочется на ковре. Тем более, вряд ли вы мне позволите уснуть, - Симонов хохотнул.

- Очень вряд ли, - самодовольный Глеб.

«Блеск», - подумала я, - «Крис опять помирилась с этим дебилом. Сейчас трахаться будут, а мне Симонова сосватали. Потрясно».

Я мысленно ворчала, не зная, как вести себя, если он сейчас придет. Времени решить не было. Я услышала шорох рядом, а потом ощутила как меня аккуратно сдвигают.

- Маш, Маш, - сразу заговорил Мишка, - Ты не пугайся. Это я. Подвинься, пожалуйста.

- Охренел что ли? – не сдержалась я, - Вали отсюда, Симонов.

- Куда же я повалю? Все спальные места заняты.

- Домой вали.

- Чего сама не валишь?

- Тебе забыла отчитаться.

- Ну подвинься, солнце.

- Тупой что ли? Нет тут места.

- Вот так – есть.

С этими словами он каким-то волшебным образом втиснулся к стенке, крепко прижал меня к себе. Я сразу же взволнованно засопела, стараясь скрыть возбуждение от близости за возмущением. От него пахло алкоголем – не только шампанским, чем-то покрепче. Меня это завело еще сильнее. Ужас. Ко мне жмется пьяный парень, а меня это не пугает, а заводит. Надо было дома сидеть.

- Пусти, придурок. Совсем обнаглел? – ругалась я шепотом, противоречиво ликуя от близости наших тел.

Мишка был в одних трусах и майке. Наши ноги переплелись благодаря тесноте дивана, я совсем поплыла, хоть и пыталась от него избавиться, дергаясь.

- Расслабься, - проговорил Миша тихо.

- Если я расслаблюсь, то свалюсь, - продолжала я бороться за свои права.

- Не свалишься, я тебя держу.

Для убедительности он крепче прижал меня к себе. С моих губ сорвался тихий стон. Я очень надеялась, из-за его хватки, а не потому, что мне нравилось. Надежды-надежды.

- Видишь, - победно проговорил Симонов, - Почти удобно.

- Почти, - я фыркнула, - Разве так уснешь?

- Время позднее. Сейчас поболтаем и вырубимся, - заявил он тоном знатока.

- Не очень хочется с тобой болтать.

- Да? Мне вот с тобой весело. Я уже забыл, какая ты забавная заноза.

- Вот и не вспоминай.

- Не могу, колючка вредная. Ты ведь рядом.

С этими словами он уткнулся мне в шею носом, проговорил словно эхом.

- Рядом.

- Миш, - я поёжилась, чувствуя, как по всему телу забегали мурашки.

Вместо ответа он провел рукой по моему бедру.

Я дернулась, пытаясь вырваться, уже открыла рот, дабы заявить, что меня не надо лапать, но он загудел мне в шею:

- Не уходи, Маш. Полежи со мной, пожалуйста. Так хорошо. Ты такая… пожалуйста.

Я прерывисто выдохнула, совершенно растерявшись от его слов. Где-то на фоне трепетного безумия маячили вечные истины, что парням нужно одно, что они балаболы, а девчонки вечно ведутся на ласковые слова, как кошки. Но все это стало неважным, незначительным. Я даже забыла, что у Миши есть девушка. Или заставила себя забыть. Из последних сил повернулась, посмотрела на него, едва различая лицо в темноте зимней ночи. Лишь свет от фонаря с улицы чуть подсвечивал его глаза и губы, которые Симонов облизал в этот момент.