- На стерву похожа, - продолжала заговорщически шипеть Ви, - я их чую, как родственников.

- Это камуфляж, Вилюш. Я думаю.

На этом Миша решил прекратить поток откровений. Еще раз чмокнув подружку в щеку, он пошел готовиться к работе.

10. Новый год Маши

Меня впервые отпустили встречать новый год вне дома. Возможно, потому что я после выпускного пришла домой достаточно рано и в своем уме. Многих одноклассников родители встречали на коврике у двери ночью, куда их заботливо притащили чуть более вменяемые друзья. На этом фоне явление домой до полуночи и отказ от ночной дискотеки (где большая часть моих друзей и накидалась до беспамятства) воспринимались если не подвигом, то с уважением.

Родители не могли отказать ребенку в наличии здравого смысла и даже в какой-то мере зрелости. Все это я усугубила прилежным поведением в летние каникулы. В общем, мне и куролесить было некогда. Сначала уехала с родителями на море, потом месяц жила у бабушки. У той самой бабушки, которая обитала по соседству с базой Геллеров. Я, конечно, надеялась увидеться с Мишкой. Хоть капельку поболтать. Просто поздороваться. Но он не приезжал. Часто бывал Глеб. Один. Тогда мое сердце екало, а глаза искали рядом лучшего друга Геллера. Но не сбылось.

Потом я даже смогла убедить себя, что так лучше. Кристина, которая по итогу выпускной гулянки превратилась в девушку Геллера, рассказала, что у Миши, оказывается, есть подруга. Они давно вместе. Почти год. Мне этот срок казался таким серьезным. У них все по-настоящему, а не банальное юношеское увлечение. Минутным увлечением для него была я.

- А вы куда ушли? - поинтересовалась тогда Кристина.

- Домой он меня проводил, - нехотя выдавила я.

Почему-то не захотелось посвящать подругу в свой первый поцелуй и симпатию к Симонову, хотя обычно мы были друг с другом более, чем откровенны.

Сама Кристинка все лето где-то пропадала. То в лагере от художественной школы, то в лагере от родительской работы. Отовсюду она привозила рассказы о парнях, с которыми там крутила легкие романы. «Ничего серьезного», - отмахивалась она, - «У меня же Глеб». Глеб в это время тоже не скучал. Его видели то с одной, то с другой. Вроде без криминала, но я очень сомневалась, что он прогуливался с девчонками забавы ради. Кристину же это не смущало.

В последний месяц лета эти двое сошлись и не отлипали друг от друга. Разок брали с собой и меня. Конечно я пошла, надеясь встретить Мишку. Встретила. Он был с подругой. Обнимал ее за плечи, болтая с Геллером. Мне достался едва заметный кивок и отведенные в сторону глаза. Я благословила ранние сумерки августовского вечера, которые не позволили всем разглядеть мои пунцовые щеки. Казалось, краска залила лицо, всю голову. Даже луковицы волос чувствовали приток крови. Хотелось чесаться и плакать. Я с трудом сохраняла спокойствие и при первом же удобном случае просто сбежала домой. На самом деле бежала, размазывая слезы по щекам. Пришлось даже немного постоять в подъезде, чтобы успокоить дыхание и уговорить глаза не мокнуть, а потом заново краситься, чтобы домашние не заметили.

Больше я не ходила вечером гулять, предпочитала общаться с Кристиной днем, слушая ее исповеди о волшебном Глебе и большой любви. Вечерами же от нечего делать читала летнюю литературу и просматривала учебники на грядущий учебный год. Увлекла алгебра. Я всегда склонялась к математике. По русскому тоже была хороша, но ляпала ошибки и часто путалась в правилах. Цифры нравились больше. Школьная программа была для меня не великой наукой, да и углубленное изучение не составляло труда.