– Можно я подойду к лепёшкам? – спрашиваю я, в надежде, что мама разрешит мне немножко прогуляться.

– Потерпи! – шепчет снова мама, – сейчас вместе пойдём!

И вот мы подходим к ним! Запах опережает нас и врезается, как большой шмель, мне прямо в нос! Запах такой густой и вкусный, что, кажется, можно подышать им и уже будешь сыт!

Мама любит тонкие, хрустящие лепёшки. Они называются смешно: чап-чак13. Будто кто-то скачет по кочкам! Если успеешь принести такую лепёшку домой горячей, отломить кусок, разрезать его напополам, положить внутрь чуточку сливочного масла, или ложку каймака14, то счастье так и заливает всё вокруг! Мама знает, что я больше люблю толстые, белые лепёшки из тёртого теста и покупает мне одну. Она ещё ужасно горячая, как настоящее солнце. Это потому, что спала лепёшка под тёплым ватным одеялом, ожидая, когда я за ней приду! Дома я отломлю от неё толстый, неровный, ещё горячий кусок, разрежу пополам, намажу его маслом, и сверху немножечко мёда! Вот будет праздник! Вообще-то, мёд мне можно только одну ложку в день. И я делю её иногда на два-три раза. Поэтому, на лепёшку я намажу совсем чуть-чуть. Чтобы на вечер осталось!

А вот и прилавок с наватом. Пока мама отвлекается, вспомнив, что забыла купить помидоры, я бегу к знакомому дедушке.

Мы с ним подмигиваем друг другу, как будто давно знакомы. Потом подхожу к его прилавку, рассматриваю сладости. Это у нас вроде как игра такая. Каждый раз дедушка мне протягивает небольшой кусочек сладкого драгоценного кристалла. «Бери, кизим!» А мама и не замечает ничего. Она в это время торгуется с продавцом за свои помидоры. «Рахмат!» -шепчу я ему. Теперь мы с ним настоящие заговорщики. У нас есть тайна!

Вообще-то, мама часто рассказывает бабушке, что со мной можно ходить на базар без кошелька. И, при этом, прийти домой с полной сумкой продуктов. Это потому, что меня всегда и все угощают.

– Вот, кизим, кушай яблочко! Бери сливу! На-грушу!

Правда, мама, почему-то, всегда ходит с кошельком. Наверное, стесняется.

Шелестим утром листьями, шепчем всем: «Просыпайтесь, сони!» Все спят ещё, а я шорохом даю понять: Пора вставать! Всем пора: и деревьям, и травам, и цветам.

Я здесь главный. А как вы думали? Да вы, милый мой, не робейте! Мне уже можно всё рассказать. И о хорошем и о плохом. Со мной все советуются. Понимаете, в моём возрасте все проблемы освещены под другим углом. Ответы на вопросы сами вылезают наружу. И начинаешь удивляться – как, мол, не понимал таких простых вещей в двадцать, тридцать лет. И собратья и люди делятся своими чаяниями и переживаниями. Вот яблонька новая, совсем молоденькая. Стоит поодаль от меня. Шагов тридцать. Увидели? Жарко ей бедняжке, с непривычки-то. А что поделать? Учу её уму-разуму. Где-то нужно листики закрыть, чтобы сохранить немного утренней росы и прохлады, когда-то корни вытянуть поглубже в почву, поближе к влаге. Молодёжь! Что с них взять? Неопытные! Я-то здесь уже сто десятый год. Стою крепко, кормлю всех сладким тутовником, даю тень.

Помню, как появились здесь все мои соседи! Вот, опять же, яблоньки, к примеру. Выстроились в ряд, прямо напротив дома, по одной у шести дверей кладовок. Яблочки у них кислые пока. Их посадили у кладовок, нарочно, чтобы была тень тем, кто будет работать в кладовке. Или вон та слива, что у дальней стены. Посадили её туда очень давно. Жёлтые, крупные, сочные плоды её высоко ценятся. Ребятне не разрешают рвать их раньше времени. Слива там совсем одна. Жаль её, бедняжку. Обещали посадить ей подружку, да забыли видно. Ветром передаю ей послание: «Скоро жара, сворачивай листочки, защищай плоды».