– Ну чего ты? – громким шёпотом спрашивает Петруха. – Вали этого жеребца! –

Мартышка молча сопит, целится, но выстрела нет.

– Чего ты телишься? – Петька нетерпелив, он весь на взводе.

– Да, гармошка мешает! – отвечает Мартышка.

– Ты что, рехнулся! – недоумевает Петро, – При чём здесь гармошка? –

Мартын поворачивается к Петрухе: – Нам с тобой гармошка жизнь спасла… Как я буду её стрелять? –

В это время на крыльцо выходит Поповский. Увидев, что вспотевшие солдаты качают колесо, он что-то требовательно кричит в дверь. Оттуда выбегают два полицая и трусят к немцам для помощи. Поповский раскинув руки, сладостно тянется: утро такое прекрасное! Перекрестие прицела медленно подбирается к толстой и самодовольной роже бывшего филармонического конферансье. Лицо Мартына снова приобретает недетское выражение. Глаза сузились, палец постепенно выбирает слабину спускового крючка. Оглушительно грохочет выстрел. Мартышка кубарем слетел с бруствера. Солдаты спрятались за сруб колодца, полицаи попадали на землю, ползут на карачках под машину. С крыльца свисают сапоги с крагами. Пуля угодила Поповскому точно в грудь. Стеклянными глазами он недоумённо смотрит в небо, кровь стекает на траву…

Бросив ружьё, мальчишки стремительно бегут по лесу, на мгновение присев, тяжело дышат:

– Ну, братан, ты дал! – восторженно шепчет Петруха. – Я видел, как его подбросило… Точно в лобешник… –

Мартышка молча сопит, потом скривившись, как от зубной боли, говорит:

– А бабушку они мою как! Козёл! Так ему и надо… – он всхлипывает, зажав лицо руками.

– Уходим! – всполошился Петька. – Уходим… Прекрати ныть… –

Мальчишки, тяжело дыша, бегут дальше в глубину леса…

Землянка партизанского отряда. Мальчишки, оборванные, грязные стоят перед рубленым столом. За ним сидит командир отряда Василий Иванович Семененко, в тюбетейке на лысой голове, нательной рубахе и пьёт холодный чай…

– Да вы садитесь, хлопцы, садитесь! – ласково говорит он. – Значит того изувера вы и завалили. Шум, скажу вам, в станице по сию пору стоит… Туда ему, скотине, и дорога. А про тебя, Мартын, тоже слушок идёт, про гармошку ту самую. Кому сказать, так не поверят… С самим фельдмаршалом поручкался. – Семененко весело хохотнул.

Заходит комиссар отряда, горбоносый, мрачный человек и садится рядом с Семененко.

– И что же тебе Клейст сказал? – спрашивает он сиплым табачным голосом.

Мартышка не знает, что ответить, только шмыгает носом. Отвечает за него Петруха:

– Он на ихнего внука сильно похож! –

– А-ну, расскажи нам поподробнее, как всё было? – спрашивает комиссар.

Мартышка снова подавленно молчит…

– Думаю, – говорит комиссар, – надо их отправить в Джубгу, в особый отдел Приморской армии. Я, как комиссар отряда, считаю, что контакт с фельдмаршалом фон Клейстом, этим фашистом-душителем, необходимо отразить в политдонесении. –

– Олег Сергеевич! – командир раздумчиво отхлебывает из кружки. – Отразить, оно, конечно, надо, но…дело ребятишкам шить не гоже. Я ведь из школьных учителей вышел, в районо работал, всех их, озорников, знал во как… Хлопцы, вы идите, идите… Калиныч, – обращается к пожилому партизану, – накорми ребят, чай разогрей. Смотри, ноги в кровь сбили… – Ребята следом за Калинычем ушли.

– Так вот, как я понял, – продолжает Семененко, – странная история приключилась: немец в нашем парнишке внука своего признал. У немца, видимо, тоже сердце оказалось и гармошку он ему от этого самого расстроенного сердца, подарил. Внука, видимо, своего вспомнил и парнишку нашего пожалел. А ты, политдонесение… Сообщить, конечно, надо, но как курьёз, гримасу жизни, парадокс, словом…. Да и не забудь упомянуть, что мальчонка этот, внук геройского казака, георгиевского кавалера, знаменитого нашего охотника-следопыта Егора Васильевича Хребто…светлая ему память… –