Он быстро накинул свою потрёпанную накидку. Оглядев комнату, он сверкнул глазами, и со всей силы швырнул вазу в портрет брата. Холст треснул, вода стекла с картины, осколки усыпали ковёр. Эта выходка принесла ему слабое и мимолётное утешение, и уже покинув особняк, он криво усмехнулся. Экая глупость! Пожалуй, верно, говорят, что месть такое блюдо, которое подают холодным. Маркиз не знал, как дальше сложится его судьба, но одно он знал точно, он не успокоится, пока не причинит брату такую же боль, которую испытал сам.
Морис спустился к реке. Громкоголосые прачки полоскали белье, и он встал чуть поодаль неотрывно глядя на воду, крепко задумавшись. Женщины переговаривались, хохотали над грубыми шутками, переругивались, сплетничали. И совсем перестали обращать внимания на одиноко стоящую фигуру высокого бедно одетого мужчины. Побросав в корзины белье, прачки согнувшись под тяжёлой ношей, неспешно направились в деревню. Как вдруг косоглазая Мими воскликнула.
– Глядите-ка, шляпа!
– И впрямь шляпа. – Остановилась толстушка Берта. – И накидка.
– Кому это вздумалось купаться в такую дрянную погоду?
– — О, святая Мария! Подружки, а не оставил ли вещи тот парень, что стоял чуть поодаль от мостков?
– Женщины переглянулись. В глазах одних вспыхнуло любопытство, в глазах других промелькнул страх.
– — Да, это точно его шляпа. – Закивала старая Перье. – Я ещё подумала, что вид у него странный, словно помирать собрался.
– — Пресвятая Дева, он утопился! – Взвизгнула Мариэтта. – Женщины заголосили и, подхватив корзины, побежали в деревню, словно подгоняемые непонятным им самим ужасом.
Лакей, помогая маркизу облачиться в ночную сорочку сообщил, что господин, что явился вчера и назвался братом месье, утопился.
– Вот скотина! – Вырвалось у Эжена. – Впрочем, оно и к лучшему. – Успокоившись, прошептал он. – А я все гадал, куда его чёрт унёс. По крайности не станет клянчить деньги. Он наверняка помешался, надо же, испортил мой портрет. Да он явно сошёл с ума и просто опасно оставаться с таким под одной крышей. Он же запросто мог нас всех зарезать! И потом я вообразить не могу, что стал бы есть с ним за одним столом. Фи, экая пакость! Откуда мне знать, не подцепил ли он вшей, или дурную болезнь, о которой стыдно упоминать среди порядочных людей. Вот кстати, пожалуй, стоит сжечь белье, на котором он спал. Вообрази, Огюстен, а ведь я предложил ему шикарный выход. Так что моя совесть чиста.
Проследовав в спальню супруги маркиз, тотчас передал ей новость и, подмигнув, добавил.
– Видишь дорогая, я как всегда оказался прав, если дворянин утратил честь и состояние ему лучше всего исчезнуть, ибо жить ему больше незачем. – И заметив удивлённый взгляд Шарлотты, добавил: – Каждому следует перестать мозолить глаза окружающим, если речь о голодранцах. Неважно дворянин это, или простолюдин.
Глава вторая
Руан встретил Мориса пронизывающим ветром и мелким, походившим на водяную пыль дождём. Продрогнув, путник вошёл в первый попавшийся трактир на задворках. Шум тотчас оглушил его. В тусклом от дыма воздухе стояла вонь подгоревшего прогорклого масла, грязных тел и кислого дешёвого вина. Пьянчужки громко хохотали, игроки в кости хрипло спорили, подозревая друг друга в нечестной игре. Визжали одетые в рваные грязные платья шлюхи. Переругивались подавальщики, снуя между липкими покрытыми толстым слоем грязи столами. Но в теперешней жизни такая обстановка более не шокировала Мориса и не вызывала в нем брезгливости. Он сунул руку в карман куртки, нащупывая монеты. Деньги брата он собирался оставить в спальне, но подумал, что, в конце концов, имеет на них полное право. Морис присел за стол в углу и спросил кувшинчик вина и рагу. Месиво в тарелке мало напоминало указанное блюдо, но маркиз молча принялся за еду, макая в жидкую подливку кусок хлеба. Он почти закончил трапезу, когда в трактир ввалились двое громил и плюхнулись напротив него. Скиталец медленно пил вино, наслаждаясь теплом в духоте и вони закопчённого зала, медленно оглядывая посетителей. Он вновь был погружен в свои мысли и попросту скользил взглядом по разгорячённым вином грубым лицам.