– Не сомневаюсь, жизнь нашего соседа в страшной опасности, – тихо отозвался Александр Степанович.

Внезапно лес закончился, и перед нашим взором предстало широкое пространство, уходящие краем в глубокий обрыв. Словно невидимый собиратель выдернул разом марку, а заменить на другую не успел.

Мы увидели комья свежевырытой земли и небольшой холмик, сделанный явно недавно. Повинуясь внутреннему порыву, одновременно и не сговариваясь, Попов и я стянули с голов шляпы и постояли так в тишине минуту. Последняя надежда растаяла, подобно куску сахару в горячем кипятке. Суета этой гонки и внутренне напряжение сменились глубоким горем. Никаких сомнений не осталось: перед нами лежала свежевырытая могила, в которой покоились бренные останки академика, светила науки мировой величины.

– Могила несчастного найдена. Теперь остаётся узнать, что привело к такому концу, – вымолвил Попов и прочёл полагающуюся в таких случаях молитву.

– Боюсь, загадка не из простых, – подтвердил я.

Анализируя позднее тот момент, мы с профессором пришли к единодушному заключению, что поддались оба внутренней эмоции, не обратив внимания на безудержный лай Цербера. Внутренние переживания оказались сильнее внешних факторов-раздражителей и рассудка.

Поэтому странным и зловещим, словно гром среди ясного неба, показалось нам раздавшееся тихое покашливание и невнятное бормотание.

– Какие негодяи, а?

Мы поскорее натянули на головы шляпы и сделали несколько шагов в направлении голоса. Тяжкий груз свалился с моей души. Попов тоже вздохнул с облегчением. Перед нами на толстой ветке сидел пропавший академик. Он был одет в тренировочный костюм. Плечи старика обвисли, штаны в грязи, лицо измождённое и исхудавшее. Мы бросились на шею Павлову, гонимые любовью и радостью увидеть живым того, кого минуту назад сами мысленно похоронили.

– Что с вами? – закричали мы с Поповым в один голос. – Вы ранены?

– И где бандиты? – добавил я.

– Именно бандиты, будь они прокляты! Решили по лесу трубопровод вести, – великий физиолог показал в направлении разрытой канавы, отстраняясь от нас. – Мне ужасно неловко принимать вас в таком затрапезном одеянии.

Мы дружно принялись успокаивать старика и уверять его, что нам совершенно безразлично, в каком он костюме.

– Зато мне совсем не безразлично, – буркнул спасённый.

Едва Павлов произнес эти слова, как груз усталости и изнеможения от пережитого навалились на него. Он закрыл глаза и замолчал.

– Думал, сдохну тут, как последняя собака, – вяло промямлил он и принялся отковыривать налипшую грязь от штанины.

Мне показалось на короткий момент, академик готов был расплакаться, но он быстро взял себя в руки. Мы попытались осмотреть повреждённую ногу, но раненый только морщился и отодвигался от нас в сторону.

– Чего вы уставились? Закрытых переломов никогда не видели? – крикнул Павлов, и добавил требовательно. – Дайте же, наконец, мне пить!

К великому разочарованию физиолога, питья у нас с собой не оказалось. По иронии случая, из личных вещей академика мы догадались прихватить лишь его домашний тапочек, вещь в данных обстоятельствах совершенно бесполезную.

Стоит ли говорить, каких усилий нам стоило вернуться назад. Идти Иван Петрович совершенно не мог. Нам с моим другом пришлось соорудить из веток и проводов от ошейника носилки. На носилках, крайне медленно и ежесекундно боясь споткнуться и уронить бесценную ношу, мы двинулись в обратную дорогу. В пути мы делали остановки, бережно опуская носилки на землю. Тогда мы с Александром Степановичем тихонько переговаривались. Павлов стонал и на чём свет стоит ругал неизвестных строителей, а заодно и нас, забывших прихватить воду.