Мария Борис Ярне


Бесполезно тратить всю свою

жизнь на один единственный путь,

особенно, если этот путь не имеет сердца.


Карлос Кастанеда

– Пролог –

Несмотря на кромешную тьму, в которой оказался Виктор, он не испытывал ни страха, ни отчаяния. Лишь легкоё удивление поразило его сознание. Тишина оглушала. Задаваться вопросом о том, где он очутился, показалось ему бессмысленным хотя бы по той простой причине, что к какому либо логическому заключению он прийти не смог бы, в чём он был абсолютно уверен. Единственное, что могло пролить свет на обстоятельства во всех смыслах этого выражения, это немедленные действия. Виктор поднял голову вверх и встретился с той же тьмой. Ни луны, ни звезд. В том, что он находится на открытом пространстве, а не в помещении, он был уверен. Он это чувствовал. Кроме того, он без колебания мог бы сказать, что стоит посреди дороги. Почему? На этот вопрос он не ответил бы. Ощупав себя с головы до ног, Виктор убедился в том, что одет он в тот же самый костюм, что был на нем… лишь мгновение назад. Действительно! Прошло какое-то мгновение, и он оказался здесь. Мгновение с того момента, как он сидел в номере отеля. Это было только что! Отель, номер, за окном ночной Санкт-Петербург. А теперь он здесь. Где? Предстояло выяснить. Ещё мгновение и Виктор двинулся по дороге вперед. Вперед! В том, что он шел вперед, он был уверен. Почему? Да просто потому, что он был уверен. Уверенность и решительность, вот что, по его мнению, он приобрел, или раскрыл в себе, за последние несколько дней.

Он шел вперед. Вокруг ничего не менялось. Всё та же тьма. Он шел. Все та же тишина, нарушаемая лишь стуком его шагов. Он шел. Время потерялось где-то в этой темноте, заглушенное этой тишиной. Он шел. Он шел и не чувствовал усталости. Лишь уверенность, именно уверенность, а не надежда на то, что он куда-то должен прийти, поселилась в его мыслях. И он не прогадал.

Через какое-то время он различил вдалеке светящуюся точку. Виктор шел. По мере приближения точка превратилась в прямоугольник. Из-за кромешной темноты источник света определить было невозможно, но было ясно, что бьёт он откуда-то изнутри. Ближе стали различимы очертания небольшого здания. Свет горел внутри и пробивался наружу через большие стеклянные двери. Около здания располагалась бензоколонка, возле которой стоял автомобиль.

Не останавливаясь, Виктор вошел внутрь здания и очутился в пустом помещении, потолок, пол, и стены которого были выкрашены в белый цвет. Напротив входа было нечто, очень напоминающее барную стойку. Только Виктор решил к ней подойти, как вдруг, словно из-под земли, из-за неё выскочил кто-то и замер, глядя куда-то вниз. Этот кто-то был одет в чёрный пиджак, очень напоминающий фрак; белоснежная манишка и, в придачу, несколько неуклюжая фигура делали его похожим на пингвина. Пару секунд незнакомец молчал, после чего, не меняя своего положения и не глядя на Виктора, как-то растянуто произнёс:

– Привет, Вить! Ты в шахматы играешь?

– Что? – Виктор не смог скрыть удивления.

– Я тут изучаю игру Геллера против Фишера… Сицилийская защита, так… Ладно. Итак? – незнакомец обратился к Виктору.

– Я кандидат в мастера спорта по шахматам, – пробормотал Виктор, – а откуда вы знаете мое имя?

– Элементарно! Кстати, давай на ты?

– Хорошо, так как?

– Ну, ты же не Костя?

– Нет.

– Не Дима.

– Нет. – Виктор улыбнулся.

– Ну, вот я и говорю, элементарно. Я Пингвин.

– Не понял?

– Зови меня Пингвином. Это моё прозвище. Ты перекусить не хочешь?

– Нет, спасибо, я недавно ужинал.

– Кандидат, говоришь? Замечательно. Ну, тогда, потом поболтаем. Сейчас тебя ждет один молодой человек. Вон он сидит за столиком. Иди.

Виктор развернулся и только сейчас обнаружил, что все помещение было заставлено столиками, как в настоящем баре.

– Почему «как»? – прочитав мысли Виктора, спросил Пингвин, – это и есть бар. Хотя, мне по душе больше придорожное кафе.

– А, кстати, можно вопрос?

– Конечно.

– Раз это кафе придорожное, то стоит оно на дороге.

– Логично.

– А куда ведет эта дорога?

– А откуда ты пришел?

– Оттуда. – Виктор указал рукой.

– Ну, что ж, значит, ведет эта дорога туда. – Пингвин указал рукой в противоположную сторону.

Виктор внимательно посмотрел на Пингвина.

– Спасибо, – проговорил он, развернулся и направился к ожидавшему его, как сказал Пингвин, молодому человеку.

Тот сидел к нему спиной, лицом к окну. Виктор обошел столик и встал с противоположной стороны.

– Вы позволите? – спросил он незнакомца.

– Я вас ждал. Присаживайтесь. Меня Генрихом зовут.

– Виктор. – Виктор сел за столик.

С минуту молодые люди молча смотрели друг на друга.

– Что ж, – нарушил молчание Генрих, – значит на этой дороге.

– Прошу прощения?

– Я после расскажу. Мы с тобой не одни. Думаю, ты это понимаешь.

– Я не очень понимаю, о чём речь.

Генрих вздохнул и спросил:

– Ты её любил?

Вопрос всколыхнул сознание Виктора. Он мгновенно всё понял.

– О вечности сложно говорить в прошедшем времени, – заметил он.

– Согласен. – Генрих улыбнулся. – Тем не менее, став её заложником, невольно осознаешь прошлое, не понимая, что ждет впереди.

– А впереди что-то ждет?

– Непременно. Я в этом убедился.

– Как это может быть?

– Сам узнаешь. У каждого свой тоннель, коридор, называй, как хочешь, и попадаешь ты в него разными путями, и далеко не всегда тем путем, каким попал сюда ты.

– Откуда ты знаешь, как я сюда попал? – Виктор подумал о том, как быстро он сошелся с Генрихом.

– После расскажу. Я много, где побывал. Уже. У меня автомобиль. Ты готов?

– Пожалуй, готов, – не задумываясь и не спрашивая к чему, ответил Виктор.

– Вы готовы, молодые люди? – послышалось из-за стойки.

– Да, Пингвин, – ответил Генрих и поднялся со своего места.

– Тогда, вперед. А с тобой, Виктор, мы позже сыграем в шахматы.

– Договорились. – Виктор встал и направился за Генрихом.

Подойдя к автомобилю, Генрих остановился и спросил Виктора:

– А ты когда-нибудь всерьёз задавался вопросом о том, есть ли жизнь после смерти?

– Странно слышать это, находясь здесь, – проговорил Виктор. – Этим вопросом задаётся каждый, как мне кажется. Есть ли жизнь после жизни?.. А есть ли смерть после смерти?

Генрих улыбнулся.

– Садись, поехали! – скомандовал он. – Есть ли смерть после смерти?


Солнце уже готово было скрыться за водной гладью, и закат заливал кровью морской горизонт, придавая пейзажу зловещую красоту. Закат разбрызгивал багрянец, стремясь охватить ужасом всё обозримое пространство. Волны, испестренные алыми бликами, накатывались на берег, черной скалой, встречающий стихию. Волны ласкали холодный гранит, стараясь на мгновение задержаться на суши, красной пеной окутывая безжизненную твердь.

Тихой поступью шла она вдоль берега, наслаждаясь очарованием ужаса, невольно писанного самой природой. Легким шепотом приветствовала она кончину дня. Мягким шорохом отозвались алые розы в её руках. Кроткой нежностью окутался берег, мешая черные краски скал с багровым отблеском волн. Неслышно ступала она дальше, в пустоту, во тьму.

Нечаянно из букета выпала роза и неслышно пала на холодный черный гранит, добавив алого цвета к картине уходящего дня.

Кончина дня… Как не привычно это явление, оно всегда кажется неожиданным, неуместным, преждевременным. Конец дня, как и конец жизни неизбежен, печален и… восхитителен. Что происходит после? Возможно, она это знает. Знает, но никогда не скажет. Откуда она пришла? Когда? Вместе с зарождением жизни? Да, она наблюдала за рождением, за жизнью, чтобы в какой-то момент пресечь её. Что ей движет? Для чего она? Для кого она? За что она?

И как страшна её загадочная, незримая красота, коей охватывает она мир, её ужас прекрасен своей таинственностью, а деяния жестокостью, горем и… освобождением…

По наитию ли, по умыслу ли, по расчету ли…

Тихой поступью, пройдясь по древней цивилизации, забрала она сто миллионов жизней во время Юстиниановой чумы, и после, вплоть до двадцатого века, используя столь изысканный способ сбора своего урожая, выкорчевывала она жизни, порой забирая до трети всего населения Европы. Легким шепотом оглушала она земной шар, забирая сотни миллионов жизней, разбрасывая по планете то оспу, то холеру, то корь, то малярию, то туберкулез, то СПИД…

Мягким шорохом останавливала она течение жизни, определяя её срок, блуждая меж людей, заглядывая в окна хижин и дворцов, кружа по улицам городов и деревень, прогуливаясь по дорогам земли, плавая по морям, неслышно носясь меж больничных коек, и даже пробираясь в родильные дома, лишая жизнь даже самого её начала.

Кроткой нежностью косила она жизни в разражавшихся землетрясениях, цунами, наводнениях, и прочих катаклизмах, порой овладевающих нашей планетой.

И нет предела её фантазии…

И неизбежна она!

И… таинственна. Жестока и… прекрасна…

Легкое дуновение ветерка оторвало лепесток от розы и он, оказавшись один на черной скале, испустил струйки крови, потекшие навстречу красноватой пене, накатывающей на берег. Солнце все ниже опускалось к горизонту. Закат становился все зловещей, а его багровый окрас все глубже.


Но все жертвы, принесенные через многообразие природных катастроф, болезней, или иных её прихотей, лишающих человека жизни, так бы и оставались только её прихотями, её делом, если бы у неё не появился помощник. Самым ярым её поклонником, проводником, пособником, сообщником, партнером, решившим, привлекать её для разрешения своих задач, стал ни кто иной, как сам человек. Явившись на свет, он уразумел, что нет ничего проще для решения возникающих перед ним проблем, исходящих от другого человека, как прибегнуть к её услугам.