– Тогда узнаю, сколько проживу я.

Степан бросил монетку, но попугай даже не шевельнулся. Отозвался шарманщик.

– Числа кончаются на «сто», а ты, сразу видно, долгожитель, сто двадцать лет проживёшь.

Все трое засмеялись. И засмеялся вдруг каким-то особым смехом попугай.

Выйдя с базара, Мария снова раскрыла зонтик.

– Недалеко Александровский парк, прогуляемся?

– Конечно.

В парке пара села на скамейку вблизи бюста Гоголя. Степан положил на колени вырезанный профиль Марии и взял спутницу за руку. В этот миг оба услышали пушечный выстрел, возвещавший о наступлении полдня.

Мария вздрогнула, а Степан сказал:

– Выстрел к месту. Я не знаю, что такое «любовь», но хочу прожить с тобой всю жизнь, хочу быть твоим защитником и защитником наших детей. Говорю это в здравом уме и жду твоего ответа.

Мария, помолчав, вздохнула.

– Чему быть, того не миновать.

И оба вдруг заговорили о каких-то пустяках. Степан шутил, Мария смеялась. Смеялась от души и сама себе удивлялась. Проявлять эмоции в общественном месте не полагалось. Помнила, как институтками они шикали на тех, кто, забываясь, начинал громко смеяться.

Степан неожиданно спросил:

– Правда, что ты видела, как революционеры грабили Государственный банк?

– Кто тебе сказал?!

– Твой дворник.

– Понятно.

– Правду сказал?

– Грабили не банк, а карету казначейства.

– Так ты видела?

– Можно сказать, да.

Мария откинулась на спинку скамейки и посмотрела вверх на стрелявшие сквозь листву лучики.

В тот июньский день тоже стояла жара. Мария шла покупать материал в торговые ряды. Шла без зонтика, и неожиданно ей вспомнилась грузинская богиня солнца Мзекали, и даже не столько она, сколько её отец, владыка мира Гмерти. Его представляли грозным быком в сопровождении стаи волков, которых он посылал на землю карать нерадивых.

Мария вдруг замерла, увидев тень волка. Тут же рассмеялась. Тень, похожую на волка, отбрасывала крона платана, росшего недалеко от таверны «Тилипучури».

Внезапно из неё выскочили двое мужчин в крестьянской одежде и, чуть не сбив Марию с ног, побежали к приближавшимся со стороны Эриванской площади фаэтонам, сопровождаемым всадниками. Мужчины что-то бросили под колёса карет, и в следующий момент раздались взрывы.

Мария непроизвольно кинулась к платану, прижалась спиной к стволу и закрыла лицо руками. Сквозь пальцы увидела, как к ней приближается коренастый мужчина. Встав у дерева, он нервно задвигал желваками.

На площади звучали выстрелы, слышалось ржание лошадей, раздавались людские крики и стоны, но Мария видела только настороженного мужчину. Внезапно он достал курительную трубку, сунул её в рот и быстро удалился.

Лишь через годы Мария поняла, что это был Сталин.

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК

Весна одна тысяча девятьсот четырнадцатого года порадовала Тифлис теплом, да таким, что уже в конце марта зацвели магнолии. Их сладковатый с цитрусовой ноткой аромат, источаемый городскими садами и скверами, улавливался даже в центре Эриванской площади, куда с раннего утра стали прибывать полки Кавказской гренадёрской дивизии для проведения смотра.

Зрелище редкое, зевак собралось не меньше, чем верующих на праздновании Пасхи. Люд разношерстный: от вездесущих кинто и торговцев из соседних лавок до выряженных дам и вдов в чёрном одеянии.

Не могла пройти мимо площади и умиротворённая после утренней проповеди в Александро-Невском соборе Мария. Она вспомнила себя маленькой, когда, держась за руку отца, с восхищением смотрела на стройные ряды маршировавших барабанщиков.

Задерживаться Мария не собиралась, однако заполнившая проходы толпа лишила её возможности выбраться наружу.