– Что могу сказать: жене повезло с мужем, а мужу – с женой.

Татьяна вскрикнула.

– Ой! Там такие страсти!

– Представляю.

– Не представляешь! – в глазах Татьяны отразилось пламя свечей, и создалось впечатление, что вспыхнули сами зрачки. – Открою секрет Полишинеля. У Ольги был любовник, поэт Сева Князев. Но поэтов много, а этот гусар, да красавчик! Когда Севу призвали в полк, он вскоре застрелился.

– Почему?

– Не выдержал разлуки с любимой.

– А вернуться мог?

– Ой, Мара, что за вопрос, об этом никто не спрашивает.

– Скажи, раз Ольга имеет такие броские платья, зачем ей представать ещё и в костюме Евы?

Глаза Татьяны продолжали гореть.

– Если честно, Ольга танцевала в прозрачной тунике, но под ней, да, ничего не было. Однако туника как раз и придавала шик. А ещё красные сапожки. Ольга, танцуя, стучала ими по зеркалу, а танец она исполняла из «Пляски козлоногих» композитора Ильи Саца.

– Извини, Саца не знаю.

– Это ты меня извини, – Татьяна прижала руки к груди, – бросаюсь именами. Но не о Саце речь, танец был потрясающим! Сходили с ума не только мужчины, но и женщины. Я видела восхищённое лицо Анны Ахматовой, – Татьяна прикусила язык. – Знаешь такую?

– Об Ахматовой слышала, модная поэтесса. Но стихов её не читала.

– Ахматова написала стих об этом танце! Прочесть?

– Прочти.

Татьяна выпрямилась в бассейне.

– «Как копытца, топочут сапожки, / Как бубенчик, звенят сережки, / В бледных локонах злые рожки, / Окаянной пляской пьяна, / Словно с вазы чернофигурной / Прибежала к волне лазурной / Так парадно обнажена».

– «Парадно обнажена» – хорошо сказано.

Татьяна согласно кивнула.

– Вообще Ахматова редко проявляет эмоции, обычное её состояние – отрешённость. Сидит у камина, попивает кофе и курит тонкую папироску в длинном мундштуке. Царица! И с царицы не сводят глаз поклонники её таланта.

– Завидуешь?

– Нисколько. Не каждого человека Бог метит. Многие поэтессы подражают Ахматовой, а я пишу от души.

– От души – и надо.

– Кстати, Ахматова не успокоилась, в другом своём стихотворении снова упомянула Оленьку.

– Желаешь прочесть?

– Желаю, – Татьяна вздёрнула подбородок и прикрыла глаза. – «О, как сердце моё тоскует! / Не смертного ль часа жду? / А та, что сейчас танцует, / Непременно будет в аду». А начало стихотворения такое: «Все мы бражники здесь, блудницы, / Как невесело вместе нам! / На стенах цветы и птицы / Томятся по облакам». – Это о нас.

Мария усмехнулась.

– К вам ходят только бражники и блудницы?

– «Ходят»?! – Татьяна резко повела рукой, отчего по воде понеслись круги. – Ты, Мара, употребила не тот глагол. В «Бродячей собаке» – живут! А всё, что находится выше нашего подвала – вечный сумрак.

– Поэтично сказала.

– Спасибо. И прошу прощения, мне просто необходимо передать тебе атмосферу «Бродячей собаки».

– Почему – необходимо?

– Это связано с целью моего приезда.

– Скажешь, наконец?

– Позже.

– Любишь ты загадки.

– Потерпи.

– Да я с удовольствием тебя слушаю. Волнуюсь только из-за Степана. Подумает: жена – потерялась.

– Что значит – потерялась? Ты не имеешь права задерживаться?

– Имею право, но лучше Степана предупредить.

Татьяна удивилась.

– Как?!

– Через банщицу. К нему отправят посыльного, и тот скажет, что мы с тобой в бане. Надеюсь, Стёпа тебя не забыл.

– Пусть только попробует!

– И вот о чём я подумала, вино кончается, не заказать ли ещё?

– Заказать! – лицо Татьяны выражало восторг.

– Или лучше коньяк?

– Мара – ты гений!

Татьяна зачерпнула ладонью воду и взметнула руку вверх. Полетели брызги на статую.

На столе появились рюмочки, графинчик с коньяком и вазочка с нежными плодами инжира.

Татьяна, сев в кресло, посмотрела на вазочку.