– Мой ответ «нет», – твердо заявил отец. – В ближайшие три года этого не будет. И я твердо настроен не отправлять Марию в Испанию раньше назначенного срока.

Очередной прилив облегчения. Три года! Целая вечность.

Однако Карл не сдавался. Из всего того, что было сказано при ней или случайно подслушано, Мария поняла, что Карл продолжает требовать или невесту, или приданое, в чем отец упорно ему отказывает.

Мария услышала еще кое-что. Служанки – большие любительницы посплетничать – наивно считали, что дети не способны осмыслить то, о чем они судачили. Мария не поняла, почему у матери «прошло ее женское время», но решила не спрашивать. Тем не менее это имело определенную связь с тем, что Марии удалось подслушать: с престолонаследием. В последнее время слово это было постоянно у всех на устах.

– Почему люди говорят о престолонаследии? – спросила она у Реджинальда Поула во время одного из его редких появлений при дворе.

Реджинальд внезапно смутился.

– По разным причинам, – сказал он. – Вам лучше спросить своего учителя.

Мария так и сделала, но доктор Фетерстон тоже уклонился от прямого ответа и посоветовал поинтересоваться у королевы. Однако девочка не последовала его совету, инстинктивно предположив, что матери вряд ли понравится данный вопрос.

Что-то происходило в зале для приемов дворца Брайдуэлл. Мария увидела из окна толпы придворных, выстраивающихся в очередь, чтобы попасть внутрь.

Доктор Фетерстон прервал проверку письменной работы:

– В чем дело, миледи принцесса?

– Я не знаю. – Мария встала и высунулась из открытого окна; теплый июньский воздух приятно грел лицо. – Мне кажется, происходит какая-то важная церемония. Давайте сходим посмотрим! Ну пожалуйста! – (Доктор Фетерстон что-то промямлил в ответ.) – Ну, пожалуйста, сэр! Я закончила книгу.

– Ох, ну ладно! – Учитель поднялся с места. – Я провожу ваше высочество.

В зале для приемов яблоку негде было упасть, однако придворные почтительно расступались перед Марией и кланялись. В воздухе пахло потом и грязным бельем. Вопреки требованию короля, далеко не все приближенные соблюдали правила личной гигиены.

Переговорив с кем-то из присутствующих, доктор Фетерстон повернулся к Марии:

– Сейчас начнется инвеститура. Король жалует новые титулы.

Мария встала вместе с учителем возле дверей. Громкие звуки труб возвестили о появлении короля и королевы. Король, в подбитой горностаем пурпурной мантии, слишком теплой для душного летнего дня, с улыбкой сел в кресло под балдахином.

Когда герольдмейстер ордена Подвязки, королевский герольд, выступил вперед со свитком в руках, в дверях появилась процессия, которая прошла совсем близко от Марии. Она узнала своего кузена лорда Руса, внешне очень похожего на короля, и сэра Томаса Болейна, важного придворного, брата ее старой воспитательницы леди Калторп. За ними следовал мальчик лет шести – златовласое дитя, державшееся с королевским достоинством. Мария видела его впервые, и от ее внимания не ускользнул тот факт, что мальчик был пышно разодет, совсем как принц. Она услышала сдавленные вздохи и почувствовала, как напрягся доктор Фетерстон.

Итак, лорды по очереди выходили вперед и, преклонив колени перед королем, слушали, как зачитывают грамоты о пожаловании им новых титулов. Затем вперед вышел златовласый мальчик и тоже опустился на колени. Мария увидела, как ее отец, погладив малыша по голове, накинул ему на худенькие плечики длинную мантию из пурпурного бархата.

Герольд известил присутствовавших, что Генри Фицрою жалуют титул герцога Ричмонда и Сомерсета.

Кто такой этот Генри Фицрой? Почему ее отец пожаловал ему два герцогства? И почему люди перешептываются и, многозначительно переглядываясь, не сводят глаз с Марии, короля и королевы?