В поезде мне пришлось ехать с профессиональной тувинской гадалкой. Она, глядя на мою крайнюю нищету, все хотела меня покормить. Но, получив отказ, предложила кинуть карты. Когда я и от этого отказался, сказала, что деньги с меня не возьмет.

Мотаю головой, мол, нет, не нужно. Помолчав, сказала, что едет в Мариуполь хорошо заработать. Пригласили жены директоров металлургических заводов. Очень хорошо платят, на деньги не смотрят, хотят знать все свое будущее. Вдали показались трубы двух главных кочегарок, мариупольских «Ильича» и «Азовстали». Теперь, в двадцать третьем, они все разрушены. Не знаю, что она им напророчила. Но все боссы вывезли немало денег на Запад. А. В. Савчук, владелец Тяжмаша (ОАО «Азовмаш») вывез все в Париж. И семью свою. Там и умер от рака горла. А его рабочие работали на него без получки. Чтобы не убегали, их приковывали к станкам. Мой свояк был охранником на Тяжмаше. Ему не заплатили за три или четыре года. Он ждал лет десять. Теперь уже никто не заплатит. Беззакония сменили развалины. Рабы мертвы, как и их хозяева. От вида десятков труб кочегарок сжалось сердце. Россия кончилась, начиналась Украина.

Так, с двумя нереализованными благословениями, украденным здоровьем, запретом продавать нашу крошечную квартиру в Мариуполе и акафистом в честь иконы «Неупиваемая чаша» я вернулся в Мариуполь.

Если бы не тот решительный запрет, мы бы с мамой не познали в полной мере участь приживалок на ее же Родине. А сейчас из-за военных действий за нее не дают и гроша ломаного. Плати огромные счета за пустую квартиру и молись об упокоении игумена Бориса. А в двадцать втором квартиру и вовсе забрали неизвестно кто. Посредник, моя кума, звонила шесть раз, просила отдать все документы на квартиру ей. Мы не отдали. Живите так в разворованном доме.

Почти на три года болезнь заснула. Словно кто-то невидимый управлял немощью, которую я впоследствии назову «болезнью Дарвина», полученной только для того, чтобы разгадать научную головоломку, не разгаданную великим ученым.

– Мам! Где в этом городе можно найти хорошего, опытного батюшку? – возвратившись в Мариуполь, спросил маму.

– На Левом. Там Поживанов (мэр города) собор строит, а в вагончике служит батюшка Николай.

– И как его фамилия?

– Щелочков. Он по пятницам молебен о болящих служит. Там ему все и скажешь.

Но поговорить после молебна не получилось. Толпа людей окружила уже немолодого и порядком умученного священника. Каждый хотел обязательно задать свой вопрос. Рядом со мной стояла немолодая пара и наблюдала за происходящим.

– Хотел подойти. Да, видно, не судьба.

– Почему так? К нему домой съездите. Называют улицу и дом. В Зитцевой балке, что в порту, рядом кладбище небольшое. Он в будние дни по вечерам дома.

Поблагодарил. Адрес, такой простой, запомнил. А приехал к нему в гости только осенью, отчаявшись найти подходящую работу. Звоню. Выходит дочь и говорит:

– Батюшка нездоров, лихорадит. Приедете в другой день.

– Жалко. Может, вы ему все-таки скажете обо мне, а уж если воля Божья есть, он меня в любом случае примет.

Прошло минут семь. Открывается дверь и выходит батюшка. В индийской спальном белье с начесом внутри. Поверх накинуто зимнее пальто.

Здороваюсь. Прошу благословения. Извиняюсь И уже через десять минут забыл обо всем. Просто, понятно и мудро отвечал мне этот пожилой, много чего повидавший, человек. Еще через полчаса он стал мне как родной.

– Знаешь, я ведь одиннадцать приходов сменил. Везде гонят.

– Почему, батюшка?

– Видно, ко двору не пришелся.

– А кто же вас гонит?

– Марковский. Он, как только сюда приехал, меня невзлюбил.