Когда у меня заболел язык, я что только не делал, какие лекарства не пробовал, к каким врачам не обращался всё без толку.

Я не могу разговаривать, не могу выступать на конференциях и съездах, не могу читать плохие выдержки из мерзких рассказов. У меня отняли моё главное оружие, я беспомощен, унижен и раздавлен.

Единственное, наверное, что я сейчас могу сделать, – это писать. Похоже, придётся мне переметнуться в стан заклятого врага. Господи, какой позор.

Не стоило, быть может, мне ругаться с цыганкой на рынке.

Странная болезнь в единственный миг выкосила сразу добрую половину города. Не справлялись не морги, не похоронные службы.

Старый кладбищенский сторож дядя Боря и его заправская команда похоронщиков трудились не покладая рук. Ямы рылись практически круглосуточно, не успевали оплакивать одних как катафалк уже вёз других. Родственникам погибших в какой-то момент стало всё равно где хоронить. На вершине, в низине, все думали лишь о наличии мест. И естественно за свою работу похоронки взвинтили цены в трое, но деваться людям уже было некуда. Главное, не лечь рядом с ними. Потому, что всё вокруг продолжали чихать и кашлять.

Дядя Боря копал могилки и приговаривал: – «слишком много людей, слишком много смертей». Вскоре болезнь скосила и его, но мест уже не было.

Давеча, рассказывали в городке нашем про Ваську Егорского, ну ентова у которого сына плитой прихлопнуло на стройке. Шуму тогда конечно было, понаехало ментов из Главка, наши местные тоже все у строителей крутились выясняли что да как. По итогу так дело-то и прикрыли никого не посадив.

Васька горевал знатно, дни на пролёт пил, жена ушла, а он всё знай себе грозился отомстить строителям, что сына его сгубили душегубы.

После столь громкого скандала область расторгла договор с подрядчиком и на какое-то время заморозила стройку. Но ближе к весне, когда снег начал сходить вновь заговорили все вокруг о строительстве моста.

Одну половину той злополучной бригаде удалось-таки сделать, нужно было к ней подвести новую ветку и тогда чинуши наши областные вновь подыскали подряд, снарядили бригаду и отправили монтажников доделывать начатую работу.

Обеды рабочим моста всегда доставлял один и тот же человек Федя Самохин. Но в один из особенно холодных дней, не смотря на то что весна, он приболел и тогда из местных сам собой вызвался Вася. Про его горе все в городе помнили и естественно с восторгом встретили подобное предложение. Рабочие тоже были не против, какая собственно разница кто им жрачку привозит.

Бригадный Федя или местный Вася – всё едино.

Похоже все тогда забыли про его обещания, ну или просто не приняли их всерьёз, подумаешь алкаш чего-то сдуру бормочет, ну его к хренам.

А Вася конечно же всё помнил, и про погибшего сына, про ушедшую жену и разбитую жизнь. А то что бригада это другая, какая разница, одной больше – одной меньше. Всё едино.

Забрав у поставщика обеды для строителей Вася добавляет в них добрую порцию крысиного яда, дожидается когда рабочие приступят к трапезе и закрывает их всех в одном вагончике.

Как итог, строители наедаются вдоволь в свой последний раз, подменный водитель слышит сквозь запертую дверь их предсмертные крики, всхлипы, хрипы, их рвёт и выворачивает наизнанку, вагончик шатается из стороны в сторону а затем замирает и на стройке настаёт тишина такая, что слышится радостный детский смех из соседнего городка.

Подменный водитель забирает остатки обедов и решает напоследок накормить ими всю областную администрацию.