– Почему ты вчера не пришла на танцы?

Окружающие тотчас насторожили уши.

– Вчера был сильный дождь, а я – в босоножках, – прозвучал мой беспечный ответ.

– Если только из-за этого, я бы донёс!

Меня невольно передёрнуло. Чижевский же, вероятно, подумал, что я хочу уйти и придержал меня за коленку. Вспыхнув, я отскочила к окну. Чижевский тоже поднялся. В свой черёд, присутствующие, побросав свои занятия, столпились вокруг нас.

– Ты чего? – недоумённо поинтересовался Юрка и попытался сделать шаг в мою сторону.

– Я тебя по-хорошему прошу: лучше не приближайся!

Мой тихий голос с оттенком едва уловимой угрозы явно произвёл впечатление на Женькиного дружка, в глазах которого мелькнула неуверенность. Тем не менее, он сделал ещё шаг. Тогда, схватив с подоконника стеклянную вазу, я замахнулась ею на своего обидчика. Тот сделался белее полотна, а какая-то девчонка воскликнула:

– Ой!

Внезапно кто-то схватил меня сзади за руку. Резко обернувшись, я встретилась взглядом с блондином. Мои пальцы разжались и ваза упала на тахту. Одобрительно кивнув, парень отпустил мою руку. Я же так разозлилась на Чижевского, что хотела было сразу уйти. Но затем, передумав, села обратно в кресло и бросила взгляд на Юркиного спасителя. Парень улыбнулся мне в ответ, в то время как на лице его подруги читалась плохо скрытая враждебность.

Её тёмно-русые волосы с пробором посередине были гладко зачесаны на уши и заплетены в косу до пояса. Из-под небольшого гладкого лба недобро смотрели зеленоватые, как у кошки, глаза. Рот же постоянно кривился. Однако, по сравнению с остальными девчонками, она казалась, несомненно, красавицей, если не брать во внимание её талию, фактическое отсутствие которой наглядно демонстрировало облегающее платье с глубоким треугольным вырезом.

Между тем в зале снова воцарилась тишина. Не поняв, в чём дело, я обвела глазами присутствующих, однако не заметила ничего подозрительного. Тем временем из магнитофона полилась новая песня:

Тропинка узенькая вьётся

Через сугробы вдоль плетня.

Я прохожу, а у колодца

Судачат бабы про меня.

Снова повернувшись к тахте, я принялась теперь внимательно рассматривать блондина, на которого раньше особо не обращала внимания. Волнистые волосы с золотистым отливом красиво оттеняли его чёрные брови и ресницы. Ноздри у парня были каким-то фигурным вырезом, а очертания плотно сжатого рта повторяла нитка усов. Особую же изюминку его загорелому лицу придавали глаза. В зависимости от освещения и настроения хозяина они часто темнели, из-за чего я окрестила его «Синеглазым». Несомненно, он обладал очень эффектной внешностью. Но, в отличие от Женьки, казалось, не придавал этому никакого значения. О чём свидетельствовали его старая футболка и джинсы.

Вон даже мама всполошилась

Теперь беды не отвести.

Ах, как я вздумала, решилась

Чужого парня увести?..

Внезапно до моих ушей донёсся чей-то испуганно-восторженный голос: «Сейчас что-то будет! Ой, мамочки, сейчас что-то будет!» У соседки Синеглазого перекосило физиономию. Во взгляде же парня появилось какое-то новое выражение.

Разговоры, разговоры,

Слово к слову тянется.

Разговоры стихнут скоро,

А любовь останется.

Я едва удерживалась от смеха: какие страсти и чувства, хоть картину пиши! Между тем, песня подошла к последнему куплету:

Я буду жить под солнцем ясным,

Не опуская головы,

Лишь только б ты не побоялся

Поспешной на язык молвы.

Тогда я уже с откровенной насмешкой оглядела притихший зал. А затем зазвучала нежная мелодия «белого» вальса. «Дамы приглашают кавалеров», – машинально подумала я и поднялась с места. Публика тотчас встрепенулась. Выдержав паузу, я повернулась к тахте и замерла в выжидательной позе. Девчонка уставилась на меня злыми глазами. С лица же Синеглазого моментально слетела задумчивость и он слегка привстал. «Два – два», – мстительно произнесла я про себя и, резко крутанувшись на каблуках, пошла к дивану. Там я, как будто бы, снова заколебалась. Некоторое время мой взгляд блуждал по лицам парней, и, наконец, дойдя до Чижевского, остановился на нём. Едва сдерживая радость, тот фамильярно спросил: