Двое друзей мужа держали ее под руки, опасаясь, как бы она не бросилась в черную зияющую страшную яму.

Потом она снова застыла от горя, выплакав накануне все свои слезы, и сурово молчала, уставившись в одну точку.

После похорон Марина впала в затяжную депрессию – теперь она действительно не могла понять, для чего ей жить. Было невыносимо больно, боль накатывала, как бушующие волны океана, ей казалось, что она тонет в этой бездне горя.

Такой молодой, такой сильный, такой человечный. Не хватает эпитетов, чтобы описать его масштабную и героическую личность. Другого такого больше нет, и никогда не будет.

Вся ее жизнь была сосредоточена в муже, его службе Родине, и бесконечному ожиданию его домой каждый вечер. Теперь ожидание стало воистину бесконечным – ведь он больше никогда не придет.

Сейчас в большом зале висел портрет Виталия в массивной золотой раме, и он все время смотрел на Марину своими внимательными карими глазами. Она советовалась с ним по всем вопросам – что приготовить на завтрак, что посадить весной в огороде, что купить на ужин в магазине.

Утром она здоровалась с портретом и желала хорошего дня, а вечером перед сном желала Виталию спокойной ночи.

Она поняла, что Виталий с портрета смотрит каждый раз по-другому, выражение его лица менялось в зависимости от того, какое настроение было у Марины. Теперь она старалась меньше плакать, чтобы не огорчать любимого. Рассказывала ему о произошедших за день событиях по возможности веселым голосом.

Ей казалось, что он по-прежнему с ней рядом, одобряет ее, ободряет и поддерживает.

– Ты всегда со мной, милый, и днем, и ночью, – прошептала она тихо, грустно посмотрев на любимого.

Раздался звонок со стационарного телефона, Марина сняла трубку. Конечно же, звонила подруга Наташа, тоже жена офицера. Она тихо спросила:

– Как ты, Марина?

В ее еле слышном голосе сквозило искреннее сочувствие и тщательно скрываемое беспокойство.

Чтобы подруга не беспокоилась, Марина постаралась сделать голос как можно энергичнее и бодрее:

– Уже лучше. Приходи, посидим, выпьем, – предложила она.

– Сейчас приеду, – пообещала Наташа.

– Зачем ехать? Пешком не можешь придти? – спросила Марина. – Тут всего-то километра два от вашего дома!

Марина в ожидании гостьи собрала нехитрый стол из приготовленных своими руками соленых огурчиков, помидорчиков, нарезала тонкими прозрачными ломтиками душистое сало с чесночком.

– Пожалуй, будет уместно достать к такому столу бутылочку водки, – подумала Марина.

Она вынула из шкафа хранившуюся еще с хороших времен беленькую бутылочку, и засунула ее в морозильник – не пить же теплую водку.

Пили они крайне редко, но сегодня это поможет унять внезапно нахлынувший поток слез.

Звякнула металлом калитка во дворе, Наташа зашла, тихо прикрыв за собой дверь, и поставила на тумбочку принесенную корзинку с фруктами.

Подруги тепло обнялись.

Наташа всегда ярко и броско одевалась, на ее стройной фигуре любая одежда смотрелась, как на модели. Но сейчас на ней был простенький серый спортивный костюм, одетый, видимо, из солидарности с горюющей подругой.

По установившемуся обычаю, Наташа первым делом зашла в зал и поздоровалась с Виталием, вернее, с его портретом.

– Ну, привет, друг, – сказала она. – Мы тут посидим и поговорим немного, не возражаешь?

Марине показалось, что Виталий одобряюще кивнул.

Вдвоем они быстро накрыли на стол в зале, не забыв поставить стопочку Виталию, накрыли ее кусочком хлебца. Зажгли свечу.

Начался неспешный разговор о войне и общих знакомых. Все они были отличными парнями, служившими не по своей воле, а по велению Родины. Домой многие вернулись искалеченными, или физически, или морально.