Пока он тащил её через гостиную, он обдумывал одну идею. Лучшая идея, которая ему когда-либо приходила в голову. Любила бы мама непристойное – она бы прям им загордилась бы.

Он отпустил руки Энжи и вернулся в свою комнату. Ему снова стало больно при виде мёртвой Пег; рана в её груди, казалось, расширилась и болела ещё сильнее. Но она же старая, подумал он. Может, умереть – лучший вариант для неё.

Тедди вытащил нож и протащил обмякшее резиновое тело куклы через кухню на задний двор. «Прости, Пег», – обратился он к её нарисованному лицу. Сейчас прям он её не будет хоронить, он сперва опробует свою идею. Если сработает – он её спрячет.

Времени уже совсем не было, ему нужно поспешить. Вернулся в комнату сестры, снял джинсы и опустился на колени рядом с трупом. От едкого запаха смерти подташнивало, но жизнь его слишком пугала. Он – наблюдатель. Но наблюдать уже поздно, а она – самый подходящий вариант. И он может её прятать. Как Пег.

Когда Тедди неуклюже взобрался на сестру, чтоб совершить инцест с некрофилией, к дому с хрустом подъехала мамина машина. Через грязное лобовое стекло она увидела, что у крыльца среди растений стоят и гниют мешки с мусором. Чёртов Тедди. Прям как папочка его.

Дёрнулся в ней раза четыре всего, и – кончил позорно; но задержался в ней на несколько секунд – очень понравилось это скользкое объятие на его плоти. Он смутился, но так уж ему нравились грязные штучки. Почему только мать не хочет понять того, что ему нужно?

«Тедди, я разве не говорила тебе выбросить мусор?», – крикнула она, резко распахнув входную дверь, которая ударилась о стену. Она сморщилась, увидев крысу, которая откуда-то выскочила и унеслась куда-то. Когда она пересекала гостиную, в голове у неё составлялся длинный список наказаний.

Тедди замер. Как же это всё объяснить матери? Надо было спрятать Энжи; если мать увидела, что…

«Тедди».

Он смотрел из своей позорной позы на ковыляющую по коридору мать.

Она остановилась. Снизу казалась древностью, Левиафаном. Трость – как ветка дерева.

Замороженная паника Тедди растаяла, он вскочил и руками прикрыл свои причиндалы.

«Тедди, а чего это ты мусор не выбросил?»

«Чё?» – его сбил с толку столь неуместный вопрос, её банальная игра в мамочку.

«А, да ничего особенного, – она ткнула палкой в Энжи с каким-то обычным любопытством. – Подштанники натяни».

«Мама, я не виноват, это она убила…» – он тут же закрыл рот – мать не должна знать про Пег. Она ненавидела Пег.

«Мертва, что ль?»

«Мама, я не хотел её убивать», – соврал.

«Ты опять за ней подглядывал», – расплылась мать в улыбке.

«Нет, мама, нет, я никогда за ней не подглядывал, клянусь».

«Подглядывал. Она мне всё рассказывает».

«Нет, мама!» Сказала-таки, вот сука. Вот бы её ещё раз убить – мало она мучилась.

«Я тебе говорила не делать непристойного. А теперь вижу – ты это с сестрою творишь. И что же мне делать с таким непослушным мальчиком?»

Данный риторический вопрос привёл его в полнейший ужас. А если телевизор отберёт? А если снова заставит пить таблетки, как она их называла? «Селитра»? Но с этим-то он справится – отлично научился прятать их под языком, потом выплёвывать в окно.

Хотя по росту Тедди выше матери, она подавляла его своим присутствием. Она переступила Энжи и замахнулась палкой, целя ему в голову. Она казалась громадной в своём изяществе.

«Плохих мальчиков нужно наказывать. Только так мы сможем сохранить семью».

Резко, удивительно сильно, дубасила она его по голове, пока он не рухнул на ковёр, обмякший, несправедливо обруганный.

Очнувшись, Тедди скорчился от дёргающей боли в веках. Они не открывались, как он ни старался. На своём паху он чувствовал хладность Пег, под собой – твердь земли. Мать эта чёртова с шитьём своим. Он потрогал веки, уверенный, что нащупает узелки.