Максим Владимирович с самого начала совершенно замечательным образом оказался рядом со мной и был всегда крайне деликатен и предупредителен. Своим заботливым вниманием и удивительными рассказами о Туркестане, которых в его голове было преогромное множество, он помогал мне скрасить скуку и тянущееся однообразие долгого путешествия в поезде. Он рассказывал о необыкновенной природе и диких животных, обитающих в тех краях, рассказывал о тамошних древних обычаях и красивых легендах, и все это мне казалось очень интересным и увлекательным. А с тех пор как наше бесконечное путешествие по железной дороге закончилось, и мы, добравшись в Самарканд, пересели на верховых лошадей, Максим Владимирович практически ни на минуту не оставлял меня одну, что было весьма любезно с его стороны. Дядя мой, профессор Чижевский, также был весьма рад этому обстоятельству, так как у человека, возглавлявшего экспедицию, было полно обязанностей и совершенно не хватало времени, чтобы приглядывать за юной барышней с нигилистскими взглядами, пусть даже она и была его любимой племянницей.

И все продолжало быть хорошо до тех пор, пока мы не попали в эту злосчастную песчаную бурю. Никогда раньше я даже не могла предположить о существовании таковой, а вот теперь узнала, какую опасность она из себя представляла.

Перед самой бурей все вокруг вдруг замерло: исчез дувший до этого приятный теплый ветерок, и в одночасье в окрестности затихли все звуки и шорохи, в воздухе повисла тревожная тишина. Стало очень душно, а на душе непонятно откуда появилось щемящее чувство беспокойства. Еще ничего не понимая, все как один стали оглядываться по сторонам в ожидании неприятности, которая сейчас где-то притаилась и готовила свой «неприятный» сюрприз. На горизонте появилось черно-багровая туча и, все больше увеличиваясь в размерах, стала быстро к нам приближаться…

– Буря! – крикнул кто-то, догадавшись. – Песчаная буря!

– Ищите укрытие! – громко скомандовал дядя. – Ищите укрытие!

– Я видел слева скалу! – раздался чей-то голос, и его рука указала нужное направление. Все устремились в ту сторону.

Вначале появился небольшой ветерок, который с каждой минутой становился все сильней и сильней. Я совершенно не умела скакать галопом, и мы с Максимом Владимировичем постепенно стали отставать от нашего отряда. В небе потемнело, а воздух стал намного жарче. По земле быстро покатились щепки, веточки, сорняк, набирая все большую скорость, и стало понятно, что доскакать и укрыться за скалой мы не успеем, тем более что мы ее так и не увидели. Максим Владимирович резко остановил наших коней и, ловко спрыгнув, помог мне спуститься на землю.

– Быстро заматывайте себе лицо! – скомандовал он. – Иначе песок его посечет!

– Чем заматывать? – растерянно проговорила я.

– Платком, платьем, в конце концов чем угодно! – он кричал мне прямо в лицо, так как ветер мгновенно уносил его слова далеко в сторону.

Сняв с лошади скатанную шинель и вещевой мешок, он достал из него батистовую сорочку и стал обматывать себе голову, показывая мне, что надо делать. Я тотчас сняла с себя шарф и последовала его примеру. Огромная коричневая стена песка нарастала и приближалась к нам с огромной скоростью, и Максим Владимирович, не церемонясь, схватил меня и повалил наземь. Положив мешок прямо перед нами, он накрыл нас обоих своей шинелью. Подвернув под нас, он сумел застегнуть на ней несколько пуговиц, и мы оказались тесно прижатыми друг к другу. Было ужасно неловко оказаться в такой деликатной ситуации, но обстоятельства, в которых мы пребывали, не оставляли мне выбора, заставляя смириться с таким положением. Через несколько мгновений неукротимая стихия накрыла нас со всей своей неистовой силою. Шинель стало рвать из стороны в сторону, яростный ветер пытался стащить ее с нас и унести куда-нибудь подальше, в жуткую коричневую мглу, но каким-то необъяснимым чудом она продолжала на нас держаться и защищать от смертоносного песка и пыли. Мое сердце билось как сумасшедшее, пытаясь вырваться из груди наружу, голова раскалывалась, песок пробирался во все щели, и казалось, что поступающего в легкие воздуха совершенно не хватает. Сколько продолжалось это безумство, понять не представлялось возможным, наверное, несколько часов, и когда, наконец, буря стихла, сознание наше было измотано до крайности. Еле живые, мы долго не могли подняться и оставались лежать на одном месте без какого-либо движения. В ноздрях, в ушах и даже в глазах чувствовался песок. Во рту все пересохло, а голова раскалывалась от неимоверной жары, и еще очень хотелось пить. Первым пошевелился Максим Владимирович, он с трудом высунул руку из шинели и сумел одну за другой расстегнуть все пуговицы. Скинув шинель вбок, он откинулся на спину, дав мне возможность вздохнуть полной грудью. Вот только желанного облегчения нам это не принесло – воздух был густым и горячим. Еще почти четверть часа мы пролежали так, собираясь с силами и приходя в себя.