– Как так? – удивился Богдан.

– А вот так! Сам видел, как он одного жуткого мутанта голыми руками на части порвал. Так с виду и не скажешь, сам будто чуть живой, – еле-еле душа в теле. Но тут видна старая закалка. Все хочу пообщаться с ним, опыт все-таки! Может чему научит новому.

Так за разговорами троица дошла до палатки Матвея. В это время Гриша вернулся к себе и, наскоро убрав со стола, разложил на нем принесенные карты. Огромная кипа, по большей части была бесполезной, по крайней мере для предстоящего похода. Однако кое-какие из них все же могли пригодиться. Просмотрев несколько чертежей, Гриша сел на стул и задумался. Он всегда ходил в походы, четко понимая маршрут и все опасности которые могут поджидать на пути, а тут вся хоть мало-мальски известная и понятная информация обрывалась в лучшем случае на половине пути. Это удручало. Так он и сидел, задумчиво перебирая пальцами уголки карт, пачкой сложенных на столе. Странное ощущение тонкой, словно калька, бумаги под руками привлекло его внимание. Отодвинув в сторону карты, лежащие сверху, Гриша достал из пачки полупрозрачный лист бумаги с нанесенными на него странными символами и линиями. Лист пергамента не был похож на карту, хаотично нанесенный рисунок скорее походил на мазню сумасшедшего. Однако, в углу на этом листе стояла пометка, сделанная рукой Директора, а это означало, что лист имеет особую важность. Гриша упорно пытался понять, что это, какое имеет значение, когда в палатку вошел Никита и позвал отца на ужин. Отложив загадочный лист до подходящего времени, караванщик вместе с сыном отправился в столовую.

***

– Слух, Егорка, а Вера Андреевна где? – Кузьмич шарил глазами по столовой в поисках женщины.

– А? Что?

– Что, что? Что надо – проворчал старик, – если не знаешь, так и скажи: не знаю!

– Отчего же не знаю, – возмутился парень, – приболела она, дома.

– Хм… – пробубнил Охотник и принялся ковырять еду вилкой. После завтрака, так ничего и не съев, он оделся по-походному и отправился на поверхность. В дни, свободные от охоты, он был предоставлен сам себе и сегодня был как раз такой день. Выйдя на улицу, он вдохнул через маску теплый летний воздух. Какое-то странное, грустное и тревожное настроение одолевало его. Выйдя на небольшую поляну, густо заросшую зеленью, он нарвал небольшой букет полевых ромашек, не потому, что они ему очень нравились, а потому что в других цветах он совсем не разбирался. И, собравшись с мыслями, отправился навестить больную. Довольный собой и прокручивая в голове все возможные варианты разговора, он приблизился к входу в палатку Веры Андреевны. Но протянув руку чтобы войти, вдруг замер, поняв, что не готов. Волнение, как цунами обрушилось на старика сомнениями, и он стоял у входа переминаясь с ноги на ногу, не зная идти или не идти.

Вера Андреевна с утра чувствовала себя неважно. Слабость и головная боль доставляли беспокойство, и она решила денек отлежаться, чтобы не разболеться совсем. Женщина лежала на заправленной кровати и читала книгу, не особо вникая в ее смысл. Не привыкшая к отдыху, она читала только чтобы скоротать время. Услышав какое-то шебуршение у входа, она отложила чтиво. Кто-то неуверенно мялся у входа, не решаясь войти. Это было любопытно, и она решила подождать развязки этих событий, ей стало азартно весело на душе. Время шло, но ничего не происходило, загадочный человек и не входил, и не уходил прочь. Она отчетливо слышала звуки мнущегося и переступающего с ноги на ногу человека, который что-то настырно бубнил себе под нос. Любопытство одолевало женщину и, подождав еще немного, она окликнула незнакомца. Фигура замерла, и в какой-то момент Вере Андреевне показалось, что незнакомец сейчас просто сбежит. Но вот в проходе неуверенно показалось взволнованное лицо Кузьмича.