С той поры стальной решетки

Он с лица не подымал

…………………………………

Несть мольбы Отцу, ни Сыну,

Ни святому Духу ввек

Не случилось паладину,

Странный был он человек.

Такое сходство приемов двух авторов неоднократно показывает, как прочно вошла пушкинская поэтика в художественную мастерскую Булгакова. Посредством тонких аллюзий Булгаков все время зашифровывает принадлежность своих героев к пушкинской родословной. (Мы уже останавливались подробнее на том, как пушкинский «молчаливый» рыцарь, «сумрачный и бледный», становится у Булгакова образом «темно-фиолетового рыцаря», «рыцаря с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом»).

Миф о дьяволе и булгаковский гротеск. Пушкин и «нечистая сила» (“…у них на Садовой поселилась нечистая сила»; гл. 13). Одну из подсказок о содержащихся в булгаковском романе многочисленных реминисценциях из Пушкина мы обнаруживаем в словах Мастера, когда тот сообщает Ивану Бездомному, что «в 119-ю комнату привезли новенького, какого-то толстяка с багровой физиономией, …клянущегося, что у них на Садовой поселилась нечистая сила». <…> «Пушкина ругает на чем свет стоит…» (гл. 13). За этим упоминанием Булгакова о Пушкине, скорее всего, стоит у него фраза В. Ф. Одоевского из рассказа «Живой мертвец»: «Ох уж эти сказочники!», в которой обыватель из рассказа Одоевского «ругает» «сказочника» Пушкина по поводу написанного им «Гробовщика» (фразу В. Ф. Одоевского «Ох уж эти сказочники!», как известно, Ф. М. Достоевский сделал эпиграфом к своей повести «Бедные люди»).

Булгаковская аллюзия с Одоевским (которая есть одновременно и аллюзия на эпиграф Достоевского) отсылает нас, в следующую очередь, к самому произведению Пушкина – к его повести «Гробовщик», по поводу мрачных фантазий которой обыватель Одоевского и пациент психиатрической клиники у Булгакова – оба «ругают Пушкина на чем свет стоит» (гл. 13).

«И мне отмщение, и аз воздам».

Эпиграф к роману Л. Н. Толстого

«Анна Каренина»

Мотив «мировой лестницы» и «мирового древа». Ближайшими литературными «родственниками» Мастера и Маргариты по фольклорно-мифологической линии, как мы выяснили, являются пушкинские Руслан и Людмила, а по чисто «литературной линии» – их «родство» можно усмотреть не только с героями Пушкина, но и Толстого.

Подсказки Булгакова обнаруживаются иногда с большим трудом, так как они скрыты под толщей разветвленной аллюзии с ее многочисленными литературными наслоениями и, к тому же, поданными часто Булгаковым в гротескном виде. Более того, литературно-художественные реминисценции Булгакова могут быть часто сплетены с аллюзиями и на реальных исторических личностей (не только Пушкина, но и Л. Толстого и Достоевского). Родословная героев Булгакова, безусловно, имеет как литературные корни, так и биографические, исторические и культурные. Позволим себе предположить, что в одной из своих достаточно гротескных сцен Булгаков под образами Мастера и Маргариты, спускающимися по лестнице (символической лестнице) рисует чету Толстых – Льва Николаевича и Софью Николаевну.

В этой сцене на лестнице через описание Мастера явно просвечивает у Булгакова образ метра русской литературы – немощного и больного старца Толстого с его вечной спутницей и женой Софьей Толстой. Здесь было бы интересно отметить также небольшую, но важную деталь, которая скользит, правда в другом эпизоде с описанием Мастера, но очень важном нам, поскольку в нем, между прочим, есть упоминание о бороде, которую в клинике Мастеру якобы подстригают дважды в день с помощью машинки (и, видимо, поэтому ее нет при первом появлении Мастера в главе «Появление героя», где он описан бритым). Такое упоминание о бороде Мастера – это явная аллюзия на бороду Толстого (хотя введение этой детали и имеет у Булгакова немного гротескный оттенок: «в клинике бородку ему подстригали машинкой»;