Стас усердно любит копать под меня, ищет лазейки, как бы навредить моей фирме и самому выбиться в лидеры. В бизнесе нужно быть проворным, если хочешь остаться на плаву. Каждый хочет урвать от тебя кусок и нужно быстро отращивать зубы.

Наверное, кроме моей личной психологической травмы, из-за которой я не мог ввести Лану в свою жизнь, был еще и страх подставить ее под удар. Я вхож в такие круги людей, в которые не так-то просто попасть. Любое твое уязвимое место или хотя бы слабина автоматически становится рычагом давления. А я не хотел больше ощущать себя уязвимым, особенно, когда во всех темно-кровавых палитрах ощутил на своей шкуре удар этой уязвимости.

- Что же, - я сжал руки в кулаки. – Наблюдай за ним.

Это дико, но я был искренне рад, что никто ничего не знал обо мне и Лане. Это автоматически обеспечивало ей защиту.

***

Попытка сбежать, скрыться от собственной вмиг развалившейся личной жизни, оказалась неудачной. Я уже неделю гостила у сестры, ездила на работу, возвращалась обратно, помогала Марте управиться с племянниками. Ни единой свободной секунды. Я изо всех сил пыталась блокировать любые мысли, связанные с Маратом. Как только мое сознание хотело прикоснуться к этой запретной теме, я тут же его одёргивала и одержимо наполняла свои мысли всякой ерундой. Но безмолвные ночи неизбежно приходили всякий раз, когда в доме наступала тишина и все ложились спать.

Я не могла спать. Физически не получалось. Просто лежала в кровати, смотрела в потолок и ощущала, как по вискам скользят горячие слёзы. Это было жестоко, даже слишком. Ты бежишь-бежишь, а мысли и боль всё равно тебя настигают. Они умело расставляют свои хитрые ловушки, в которые ты непременно угодишь.

Несколько раз я порывалась позвонить Марату. Мне было необходимо услышать его бархатный голос, немного украшенный хрипотцой. Казалось, если я поговорю с ним хотя бы пару секунд, то станет легче. Но я в самый последний момент отдёргивала себя. Отчасти гордость не позволяла унизиться, отчасти ноющая боль в груди, что непременно расширится, когда я услышу Марата.

Приходилось спасаться снотворным, потому что бесконечная бессонница в один прекрасный момент точно может доконать меня. Но даже, когда я принуждала свой организм отдохнуть, с помощью нескольких таблеток, Марат всё равно не отпускал меня. Я видела его в обрывках своих снов. Красивый… Высокий… Широкоплечий… С вечно спутанными тёмными волосами, с которыми я пыталась бороться с помощью различных косметических средств, но в конечном итоге сдалась. На щеках, как обычно, темная щетина. И глаза… Его глаза… Чёрные, обрамленные густыми ресницами. Моя память настолько отчётливо запечатлела образ Марата, что я даже могла хорошенько рассмотреть во сне его губы. Верхняя узкая, а нижняя – полная. Я любила нежно кусать нижнюю губу Марата. Он в такие моменты рычал, заключал в свои крепкие объятия и делал с моим телом такие восхитительные вещи, которых я не ощущала ни до, ни после.

Потом наступало утро, и образ рассеивался. Пожалуй, это было самое невыносимое – каждое утро осознавать, что мы больше не вместе. Нет «нас». Есть отдельно он и отдельно я. И почему нельзя отключать эмоции и любые чувства? Опустил рубильник и живешь на автопилоте, пока всё внутри тебя не успокоится. Но я не жалела о том, что ощущала боль, она помогала мне, служила неким ориентиром. Раз я еще что-то чувствую, значит, живу.

Сегодня у меня был выходной. И я бы отдала всё, чтобы меня завалили съемками. Но, увы, никто не спешил нагружать работой. Лежать в кровати не хотелось. Меня уже тошнило от вида этого проклятого потолка, и я решительно настроилась подняться, принять душ и, хотя бы попытаться влиться в свою прежнюю жизнь.