Выдра выбралась на берег.

Пофыркала, покачала толстой задницей, пытаясь стряхнуть с себя воду, но у нее ничего не получилось. Застарелый ревматизм и остеохондроз не позволили в полной мере исполнить ритуал выхода на сушу. Вода просто стекала по бокам, оставляя темные полосы на её изрядно полинявшей шерсти.

Чучхела подняла мордочку и втянула в себя вечерний воздух. Пахло рыбой, мокрым песком, сырой травой и человеком. Но человек имел странный запах – не такой, как все люди, пахнущие потом и дымом костра. Нет, не человек, скорее человечек, пах джунглями, источая тонкий запах чадры, малинника и барбариса. Так пахнет только тот, кому лес передает свои запахи, словно дружеские рукопожатия.

– Что-то я стала плохо видеть. Это ты, что ли, там, Маракуда? – прищурилась выдра и посмотрела в ту сторону, где сидел человек.

– Привет тебе, добрая Чучхела, – мальчик поднял руку в приветствии.

– А, узнал старуху. А это кто с тобой? – выдра кивнула на лежащего ягуара и предусмотрительно отошла на пару шагов к реке.

– Онка.

– Знавала я его папашу, он мне чуть хвост не откусил.

Онка поднял голову и посмотрел на старую выдру. Упоминание про отца и его великие подвиги, словно бальзам, разлилось по телу ягуара, он заурчал и отвернулся от Чучхелы.

– Ждешь кого или так просто сидишь? – не унималась любопытная выдра.

– Акута обещал приплыть. Договаривались, что перевезет меня на тот берег.

– А там что, медом намазано?

«Вот привязалась», – ягуар думал, что зря отец ей хвост целиком не откусил, меньше бы болтала.

– Решил дойти до лагуны, где живут пираруку41. Там, говорят, объявились дельфины42. Хочу спросить у них, куда течет великая река.

– Куда, куда… в море.

– А море куда?

– Вот заладил, куда да куда… Много будешь знать – скоро состаришься.

У берега раздался плеск набегающей на песок воды. Выдра вздрогнула и, не договорив свою нравоучительную фразу, метнулась в камыши.

Медленно, словно подводная лодка, из глубины всплыл старый кайман. Щелкнули зрачки, и он пристально стал осматривать берег. Перепончатые лапы чуть качнулись под водой – и торпедообразное тело устремилось к берегу.

Маракуда встал, чтобы поприветствовать своего крестного.

– Мне показалось или ты с кем-то говорил? – Акута окинул взглядом мальчика, любуясь его статной, не по-детски слаженной фигурой.

– Так, немного поболтали с Чучхелой.

– Старая карга! Попадется она мне когда-нибудь…

– Да ладно тебе, Акута. Она хорошая.

– Хорошая… Сплетни распускает да дыры в берегу копает. Я в том году чуть лапу из-за неё не сломал.

Кайман развернулся на отмели, вычерчивая хвостом полукруг на желтом речном песке. Маракуда вошел в воду, перекинул ногу через спину крокодила и уселся на крестного, как на коня.

Онка встал, потянулся и, мягко переставляя лапы, пошел к берегу, чуть шевеля ушами, не спуская глаз с крокодила. Дождался, когда тот с Маракудой на спине сползет с берега, зашел в реку и поплыл следом.

– На ночь глядя в джунгли ходят только дураки и безумцы, на последнего ты вроде не похож, – бухтел крестный.

– Посмотри, Акута, солнце еще высоко! – Маракуда показал на огненный диск, который касался горных вершин. Бордовая тень лежала на склонах гор, заливая окрестности растекающимся пожаром.

– Ты лучше меня знаешь, как быстро темнеет в джунглях.

– Мы переночуем в старых заброшенных термитниках.

– Смотри, аккуратней! Говорят, в мангровой роще появились камуди. Мы называем их водяными удавами, а вы, люди, – анакондами.

– Я думаю, мы договоримся с ними.

– Да уж постарайся… Не огорчай своей смертью твоего крестного. – Передние лапы каймана коснулись песка, а морда уткнулась в трухлявую корягу, облепленную ручейником. – Приехали, – буркнул крокодил.