В дорогу купили огромный кусок копчёной трески, увязанный шпагатом и невиданный желто-зеленый искристый сыр. Он под ножом крошился, а на вкус восхитительный. В поезде обтёр все полки, глазел на мелькающие объекты, потом подружился с девочкой – они семьёй ехали в Кутаиси, а мы в Лазаревское. Среди людей чувствовалась какая-то напряжённость. Это было время волнений на Кавказе. Там были возмущены развенчанием культа Сталина. Происходили сборища со стрельбой. Но нам, детям, было вдвоем весело. Играли, обменивались игрушками, потом пошли тоннели. Каждый раз съеживался, когда поезд влетал в темноту.

И вот мы идем по Лазаревскому. Валит снег небывало огромными хлопьями. Дома странного вида: на кирпичных столбиках и, как потом оказалось, очень дорогие. Пристроились жить в пустом пансионате. Совсем рядом хлопочет хозяйка по приготовлению плова. Других блюд здесь не знали. В чудовищно большом чугунном котле неструганой палкой мешается варево.

Разведка папы была неутешительной. В городке повсюду усиленная охрана из-за волнений. Работы он не нашел – туристы боятся ехать, да и время не купальное. Держит он совет с бабушкой. Заковыка в том, что контейнер идёт второй скоростью и его прибытие ожидалось через месяц. Разрубил этот гордиев узел железнодорожник, муж хозяйки. Взялся перенаправить контейнер обратно в Вольск под честное слово! Бабушка с папой много поколесили по России, поэтому вопросы перемещений решали легко. Последняя прогулка по берегу моря. В каменистый берег хлещет пенистая волна холодного свинцового моря. Ветер пронизывает насквозь. Скрываясь от этого ветра, зашли в книжный магазин. Вот откуда любимая книга детства «Листы каменной книги».

В Вольске сняли тесную квартирку на горах. От всей этой передряги свершилось чудо: на несколько лет у бабушки совершенно прошла боль в щеке!

Через месяц папа оформил покупку дома, теперь наш адрес Ленина, 174. Отъезд бывшего хозяина задержался дней на двадцать, и жили мы двумя семьями. Звали хозяина Гриша Бухаров, портной: масленые глазки, ужимки, но скряга ещё тот. Жили в доме внучки Гриши – беленькие близняшки. Утром идешь умываться, а они на горшках сидят. При отъезде Гриша просил деньги за рамы в проданном доме – неслыханная наглость.

После отъезда хозяев я облазил дом. Бывалый папа не промахнулся с покупкой. Жемчужиной дома был огромный плодовый сад и вода в доме и в саду. Ухоженный сад благоухал. По высокой лестнице я забрался на чердак, и мне открылся наш сад в полном цвету. Широко разбросали ветви пять огромных яблонь, чуть в стороне выделялась группа желтых и синих слив. В укромных местах, среди вишен – расплёток разбросаны кусты крыжовника и смородины, вдоль забора массив малины. Осенью папа рассадил на припёке виноград и груши. Впоследствии на чердаке я играл с друзьями, учил уроки и перечитал уйму книг. Над головой, сколько помню, всегда висели веревки с сушеной рыбой.

Вторым объектом игр был стоящий на углу Ленинской и Пушкинской улиц старинный амбар с погребом. Я набил дощечки, чтобы забираться к коньку крыши. Отсюда открывался широкий обзор на обе улицы и воинскую часть. Много шалостей сотворилось на этой крыше! С папой у нас отношения крепли, он разговаривал со мной, как с большим. Как-то мы посетили с ним летний театр. В глубине городского парка, под высокими осокорями3 размещалось дощатое здание. Горожан набрался весь зал. Играл вольская знаменитость, артист Калинин. Содержание пьесы не помню, но по ходу её завязалась у артистов дерзкая перепалка и хваленый Калинин увлёкся так, что припустил матом! Вопросительно смотрю на папу, он объясняет: «Это он в роль вошел». Позднее с бабушкой мы часто ходили в городской театр. Пьесы были детские, я всё понимал, смеялся и потом пересказывал дома.