Но крики смолкли, со временем пепелище заросло крапивой и мелкими жёлтыми цветочками. Новую столицу построили вдалеке от страшного места, точно посреди Лавландской земли – во избежание неточности мерили гигантскими циркулями, каждым из которых управляли семьдесят семь вертолётов. На трон взошёл Клаус Тысячепервый, по счастью в момент трагедии отправившийся в Италию на чемпионат мира по футболу в качестве портного сборной своей страны. Он и взойдя на престол немного шил.

Но я отвлеклась. На чём же мы остановились? Кларе пришлось поспешно возвращаться в Шуры-Муром? Ну конечно! Это из-за брата.

Её брат Марк был виолончелистом. Всё время летал, и всегда в разные стороны – то в далёкую Америку, то в неведомый Китай. Даже в том загадочном Муроме на реке Оке, между прочим, был. Когда где-нибудь приземлялся – играл аборигенам на своей виолончели, а они восхищались. И ни одна душа не догадывалась, что Марк до сих пор даже не научился обращаться с виолончелью. Играть-то он умел, но ухаживать за инструментом – нет. А это важно. Покупать специальный бальзам, чтобы протирать струны, и заворачивать ее на ночь в плед, чтобы не простудилась. Всё это умела Клара. Поэтому она и возвратилась в Шуры-Муром так поспешно.

– Как много грибов! Неужели в нашем лесу можно столько найти? – изумился Карлсон.

– А я и не искала, – пожала плечами Грета, – они случайно мне попались. По недоразумению. Это было очень смешно…

Это не было смешно. Это было скучно.

– Всё она врёт, а ты уши развесил! – отрезала тётя. Но Карлсон уже забыл о грибах.

– А Клара не звонила случайно?

– Нет.

– А что она сказала перед отъездом?

– Она сказала… нет, не помню. Что-то такое. Про деревенскую жизнь. А ты позвони ей, спроси. Она будет рада.

– Ты думаешь? У нее в Шуры-Муроме брат – виолончелист. О чём мне говорить с ней? Не буду же я ей рассказывать про помидоры?

– Расскажи обязательно! Она любит всё такое.

– Правда? – Карл простодушно обрадовался.

Поспешно распрощался и убежал под дождем. Он так решительно спрыгнул с крыльца, что Грета рассмеялась.

– Какой милый! – воскликнула она.

Эугения фыркнула и на вопросительный взгляд племянницы кратко ответила:

– Шут гороховый.

– Ну зачем ты так?

– Потому что кривляется. Злость берёт. Клара и этот кокетливый прохвост – подумать только…

Кажется, у неё в глазу осколок дьявольского зеркала, которое ведь было разбито как раз где-то здесь, в нашей Лавландии, неподалёку. Самое непостижимое и ужасное, что на самом деле Эугении даже не нужно самой вскапывать свой огород на маленьком фермерском тракторе! Она могла бы покупать сельдерей и морковку в магазине, потому что получает хорошую ренту с хорошенького капитала. И вилла у неё богатая. Но тётина загадка сделала её странной и непредсказуемой. Она даже в гости ездит на своём маленьком тракторе, и не желает купить автомобиль.

– Как так можно попусту ругаться? Он еще ничего плохого не сделал, – отчаянно защищала Грета Карлсона.

Тетя фыркнула, и особенно энергично заработала ножиком. Потом сказала:

– Думаю, нужно приготовить их с лимонным соком. Будет объедение немыслимое.

Грета в задумчивости уставилась на тётю. Она ведь не злая, она так добра к ней, к племяннице. Откуда же эта нетерпимость? И вдруг поняла! В миг разгадала тётину загадку. Всё просто! Цинизм – защита глубоко уязвленных, а не оружие злых. Когда-то Эугения, должно быть, пережила разочарование, может быть, предательство. И с тех пор как черепаха отсиживается в панцире, боится высунуть голову и лапы. Как и черепаху, её не переубедить и не выманить наружу.

Она видела голову Медузы Горгоны! А это, говорят, ужасное зрелище…