Кажется, что нанять человека на «проект» или на решение конкретного запроса – проще. Но есть подозрения, что тот порекомендует не оправдываться перед публикой, а сфабриковать какие-то доказательства невиновности Максима. Затем сменить информационную повестку – дать публике что-то более горячее, чем смерть Лики (например, организовать жесткий конфуз с какой-нибудь другой медийной персоной). К Королькову в свое время так обращался один актер, которого засняли на камеру пьяным, неоднозначно пристающим к парню-другу. Тогда пиарщики предлагали Королькову стать новой звездой повестки – создать инфоповод, чтобы оттянуть все внимание публики на себя. Варианты, правда, были один другого хлеще: можно было устроить скандал в кафе, который «случайно» попадет на камеры, либо засветиться с одной медийной замужней дамой… Корольков сделал вывод, что с подобными пиар-технологами иметь дело себе дороже.

Да и никакие деньги не помогут потом отмыть репутацию. К тому же о нем и так часто говорили и в прессе появлялись различные дурацкие слухи, даже если Макс не давал для них поводов.

«Правда в том, что я не виноват, а Лика – не самоубийца, – с уверенностью размышлял Максим. – И моя задача – восстановить не только свое имя, но и имя моей возлюбленной. Надо бы связаться с теми, кто расследует это дело, ведь его кто-то расследует же…»

Едва он об этом подумал, в дверь постучали. В палату вошел высокий худой молодой мужчина в серой одежде. Он держал в руках записную книжку и выглядел немного взволнованным.

– Здравствуйте! Следователь … – Парень проговорил свою фамилию невнятно, как будто стеснялся ее.

– Здравствуйте. Повторите, я не расслышал…

– Следователь Собакин, – более четко представился вошедший, внимательно глядя в лицо Королькова, как будто ожидая увидеть злую усмешку по поводу своей фамилии.

– Вы по поводу Анжелики? – Королькову было не до смеха.

– Да, да, по поводу гибели гражданки Курносовой. Я могу присесть?

Следователь сообщил, что Максим Корольков проходит свидетелем по делу Курносовой и у следствия очень много вопросов к молодому человеку погибшей.

Вопросы, надо сказать, мало отличались от тех, какие задавали Королькову в течение последнего года журналисты. Из нового – «как познакомились?» и «как долго были вместе?»

– Вы это можете найти в Интернете, – буркнул Корольков. – Там все написано.

– А еще там написано, что вы довели девушку до самоубийства. Этому мне тоже следует верить? – оскорбился следователь.

На это Максиму ответить было нечего. Пришлось признать, что Интернет и правда сомнительный источник информации, и отвечать развернуто на каждый вопрос. В том числе рассказать, был ли Корольков верен своей невесте и нет ли у него подозрений, что кто-то мог убедить девушку в его неверности.

Собакин вначале заметно волновался, но за время допроса (сложно сказать, сколько это длилось – час или два) подуспокоился. По крайней мере, к концу беседы руки его уже не дрожали.

– Мы пытались найти вас сразу после происшествия, но на звонки вы не отвечали, квартира ваша была пуста, все друзья и знакомые заявляли, что вы исчезли. Где вы были?

– Пил.

– Где вы пили?

– В своей старой квартире. Уехал туда, чтобы не доставали поклонники, недоброжелатели, журналисты… Вы считаете, что это было самоубийство? – уточнил Корольков, когда следователь замолчал, быстро-быстро записывая что-то в блокнот.

– Следствие еще идет. Не могу сказать точно – самоубийство, убийство или несчастный случай. Расследуем все три версии.

– Но если самоубийство, то я наверняка могу быть подозреваемым в доведении до самоубийства…