Вика не редко напоминала про тот случай. Я по правде говоря не очень гордился той победой. Я ещё не понимал на что могу быть способен ради её глаз; девичьего, тонкого стана; улыбки; походки; всей её в целом сущности. Такое безумие скорее всего случается всего-лишь раз в жизни и то не у всех.

Навстречу нам попались несколько знакомых. У меня возникло предательское чувство юношеской стеснительности (в одиннадцать то лет), взять и отпустить ручку её пакета. Не без внутреннего колебания я переборол его. И да, получил от них две злорадные ухмылки. Зависть. Но откуда мне тогда было то знать? Ну и пусть. Мне плевать. Пусть думают, что хотят. Она хоть и косвенно, принадлежала мне. Она моя. Будет моей. Вот что имеет реальное значение, а остальное так, детский лепет.

Мы зашли в арку, во внутренний двор нашего квадратного жилища и миновали мой подъезд. Наше шествие не осталось незамеченным. Нас здесь все знали. Меня почти не мучили приступы стеснительности. Я уверен, что её подобная ерунда не могла заботить. Подъезд обдал нас тошнотворным, запрелым и аммиачным духом. Возле мусоропровода лежали две "машинки" с тонкими иголками. Хозяев этих двух полезных приспособлений, если их использовать должным образом не было. Иной раз случалось можно было наткнуться на обездвиженные скульптуры. Если мы обнаруживали их своей веселой компанией, то этим застывшим монументам приходилось не сладко. Развлечений у нас было не много, хотя это нас и не извиняет.

Лифт, как это часто бывает не работал. Не совру, если скажу, что он пребывал гораздо дольше именно в таком состоянии нежели в исправном. Вика никогда не пользовалась этой машиной. Я знал про эту её фобию. Проходя мимо разъезжающихся створок я сказал:

– Давай воспользуемся лифтом. В падлу тащиться к тебе на восьмой.

– Не умрёшь. Даже, если он и исправен, я без противогаза туда ни ногой. Так наверно не воняет и в общественном клозете.

– Да я знаю, что ты просто боишься.

Она посмотрела на меня, как на умственно отсталого.

– Я хочу пожить по-дольше, а не сплющиться всмятку в вонючей коробке.

– Кто тебе сказал, что он может упасть? Они не падают, там какой-то специальный механизм страховочный.

– Ты прямо всё знаешь, да? А та история в 37 доме?

– Враки, фигня…

– Проверять не хочу! У меня большие планы на жизнь.– твердо сказала целеустремленная Вика.

– Ого! И какие твои планы?

– Я стану популярной певицей или актрисой.

Я беззлобно рассмеялся. Вика поняла и не обиделась.

– Вот увидишь – добавила она с серьёзным лицом, отчего выглядела ещё более забавной, – А ты?

– Что я?

– Что будешь делать?

Ну и задала она мне задачку. Я так далеко никогда не забегал. Закончить бы четверть, а дальше видно будет. Зато я четко начинаю осознавать чего я хочу в данную минуту. Но как ей это сказать, поймёт ли вообще? И говорят ли о таком в слух?

Страшно. Сомнения.

Пока мы поднимались до её жилища развлекали себя игрой, кто отыщет новую надпись на стене. Благо этот вид наскального искусства самовыражения не знал застоя и обновлялся с завидной регулярностью.

– Юлька с 71 блядь – читает Вика.

– Не считается, старая надпись.

– Серега и Вовка два п… сердечко.

– Что-то новенькое. О, Ира и Егор больше не мутят.

– Было! – возникает Вика.

– Новое.

– Нет. Нет правда было.

– Если честно я запутался, не разберёшь, что было, что тут не было.

Она кивком головы соглашается со мной. Она и не догадывается, что я боюсь обнаружить про неё какую-нибудь обидную каракулю. От этого никто не застрахован. Доброжелатели всегда найдутся. Да и из своих, кому-нибудь может взбрести в голову пошутить. Пару лет спустя там окажутся и наши с ней наивные слова, а вернее аббревиатура "К.Л.С.Н"