Поднялся по пологому склону на вершину холма, где притулилась остановка, и дошкандыбал до развилки. Вправо сворачивала узкоколейка в какое-то Хуево-Кукуево, а я направился прямо и вскоре оказался в Ольховце. К трассе примыкали сплошь одноэтажные частные домики, огороженные заборами, но слева вдалеке виднелись панельные двухэтажки. Магазинчик, стоявший возле проезжей части, в котором я в позапозапрошлой жизни покупал бананы по 7 рублей за килограмм, ещё работал. Деревянные бараки упрямо отказывались разваливаться, а от кирпичных коровников на окраине посёлка остались только невысокие груды осколков застывшего цемента.

Кроме этого за 14 лет мало что изменилось. Дома обветшали, заборы покосились, деревья подросли, да асфальт потрескался. Но шарм исчез. Ольховец больше не притягивал и не отталкивал, не манил обещаниями лучшей жизни и был по сути таким же безликим, что и простиравшееся за зданием закрытой школы жёлто-коричневое поле.

Сел на важинский автобус и через полчаса вернулся на автостанцию. Позвонил по номеру, указанному в первом попавшемся объявлении, приклеенном к столбу, и снял квартиру на седьмом этаже девятиэтажки с видом на вещевой рынок. Пришлось прибарахлиться. Купил куртку, потому что уже заметно похолодало, немного посуды, мыло, зубную щётку, пасту и запасся продуктами.

Сегодня особенный день. Выпал первый снег, яростный ветер раздербанил серые тучи и успокоился. Солнце взмыло над горизонтом, ослепляя безудержным белым светом. Я отправился в небольшой сосновый бор, который местные почему-то называли парком. Время шло к полудню, но девственность пушистого полога ничто не нарушало. Подпорожцы отсыпались после субботних возлияний.

На грунтовке, которая вклинивалась в лесок со стороны Свири, виднелись шины какой-то легковушки, и я побрёл по колее, чтобы не начерпать в ботинки снега. За поворотом, скрытая за холмиком, поросшим приземистыми сосенками, притулилась «Жигули» «Семёрка». Машина, будто лодка на волнах, неспешно покачивалась вверх-вниз, а в окне на переднем пассажирском сиденье маячил силуэт человека.

Я вытащил из кармана куртки перочинный нож, развернул его и, не таясь, приблизился к тачке. Открыл дверь, всадил нож по рукоять в бок голого лысого мужика, резко выдернул лезвие, схватил его за руку, вытянул наружу и бросил в запорошенную снегом придорожную канавку. Затем вернулся к «Жигулям» и заглянул внутрь.

В кресле штурмана с откинутой спинкой лежала, широко раздвинув ноги, молодая худощавая девчонка. Её маленькие половые губы были разомкнуты, и отверстие во влагалище ещё не успело захлопнуться после внезапно вылетевшего писюна. Я залез в машину, запер дверь и приставил нож к горлу девчонки. Она напряглась и замерла, затаив дыхание, явно дав дупля насчёт того, что происходит.

Пробежался пальцами по её животу и потеребил набухший розовый сосок. Почувствовал, как деревенеет член и упирается в жёсткую ткань джинсов. Не отрывая взгляда от карих глаз девчонки, поставил колени на кресло, расстегнул молнию на штанах и стянул их вместе с трусами до ботинок, переминаясь с ноги на ногу. Взялся левой рукой за шланг, провёл залупой по вагине вверх-вниз и медленно ввёл писюн внутрь. Пилотка оказалась узкой, поэтому я взял медленный темп, чтобы не кончить сразу ненароком.

Опустил руку, в которой держал нож, и нацелил лезвие ей в бок. Прижался телом к её груди, одновременно засаживая член по самые яйца. От девчонки приятно пахло полевыми цветами. Я присосался к её шее, провёл языком по коже и неглубоко вонзил зубы. Она тихонько вскрикнула и выгнула спину, пытаясь отстраниться от меня. Но я навалился на неё всей массой и стал быстрее двигать тазом.