Прокопчук в красках поведал близнецам о найденном Федором золоте. Вот такая «картина маслом» – закончил старшина рассказ.
Ельцовы поняли все сразу и правильно. С доисторических времен, задолго до войн великого Александра Македонского сложилось неписаное правило: лучшие трофеи солдаты несли командирам. Федор, в данной ситуации, повел себя как «крыса». В военной обстановке за такое могли похоронить. Если Баринов и Прокопчук рассчитывали сдать золото государству, получив законные 25 %, то мысли Ельцовых о присвоении золота, не совпадая глобально, не отменяли тяжкой вины Федора. Мы все прекрасно знаем, как русские умеют дружить против кого-либо. Все вернулось на круги своя, понял комвзвода. Судьбу золота и Федора решили обсудить позже.
Глава IV.
«Трогай!»– дал команду лейтенант и махнул рукой в сторону Сидоровки. Колонна неспешно вползала в село, которое уже кипело эмоциями, как котелок на костре.
Все сопровождалось невиданным звуковым рядом на основе все того же колокольного набата. Какой упертый звонарь! – отметил Егор Ельцов. Он неосознанно посмотрел на колокольню в окуляр снайперской винтовки – чем вызвал усиление женского воя и детского плача. В какофонии, в стиле Шнитке, кроме этого, были слышны: разноголосый старательный лай сторожевых собак, мычание, блеяние, ржание, при этом куры соревновались с петухами в силе голоса. Сидоровка встретила комендантский взвод с африканским темпераментом и испанской страстью.
Надо отметить, что мужики, делегировав полномочия священнику: встречать чужаков, тихо растворились, скорее всего в тайге.
М-да, почесал затылок старшина: непростое поселение досталось нам.
Из дверей церкви вышли батюшка с «хлебом-солью» в руках и шустрый звонарь со штофом и лафетными рюмками на подносе.
Комвзвода опешил. «Идем, пригубим по рюмочке» – потянул его за рукав Степан.
«Надо настраивать отношения с местным населением» – шепотом продолжили близнецы.
Четверка командиров, во главе с лейтенантом, по офицерски чеканным шагом, красиво подошла к священнослужителям. Военные достойно выполнили русский ритуал встречи.
Тем самым, сразу же расположили к себе женскую часть общины села, в независимости от национальности. Уловив момент, Баринов срочно изобразил открытую улыбку на симпатичном русском лице. Женщины синхронно, тихо и восхищенно вздохнули.
В женском вздохе присутствует мистика: легкий и невесомый, как пух, он успокаивает сразу и надолго: как детей, так и мужчин. Казалось, что марево напряжения, висевшее над селом, исчезло. Лейтенант воспользовался тишиной и произнес краткую, эмоционально выверенную речь о целях и мирных намерениях прибывшего взвода.
Речь комвзвода успокоила сельчанок окончательно, они заулыбались. Женщины уже мысленно выбирали, стреляя глазками по строю солдат, кого они возьмут на постой.
Иван не знал, что он тоже выбран, правда, не на постой, а в мужья.
Да, да, только так и никак иначе! – решала свою судьбу, стоявшая в толпе Люба Ванюшина.
Лейтенант почувствовал пристальный взгляд и начал искать его источник. Сделал он это быстро и обомлел. Никогда прежде он не видел таких красавиц. Словарный запас офицера, скупой на эпитеты, не мог выразить всех эмоций, прочувствованных в доли секунды Бариновым.
В результате в голове лейтенанта пульсировала лишь одна мысль: «Эта женщина должна быть моей». Люба обладала природной, необузданной красотой сибирских казачек, над которой веками трудились представители многих наций. Шарм добавляли независимая стать и отсутствие страха, как такового. Она выросла защищенная и опекаемая мощным отцом и четырьмя братьями.