Как вы уже поняли, с Дамой в Черном я знакома не понаслышке. В десятом классе (мне тогда было 15 лет) я совершила первую и последнюю реальную попытку суицида. Полагаю, что этот факт – результат многолетнего пребывания в состоянии подавленной депрессии. Сейчас, вспоминая себя ребенком, я думаю, что первый депрессивный эпизод случился у меня гораздо раньше подросткового возраста – вероятно, еще в детском саду (да, маленькие дети тоже подвержены этому испытанию).

Попрощаться с жизнью я решила, ни разу не попробовав поговорить о своем «Плохо Внутри» с кем-то из окружающих. Мысль о том, что можно попросить о помощи, даже не пришла мне в голову.

На это было три основные причины.

У меня было огромное, хотя и не вполне осознаваемое на тот момент чувство стыда за то, что мне почему-то невыносимо жить.

Я опасалась (и, полагаю, не без оснований, учитывая настроения, царившие в 90-х) услышать, что я просто «с жиру бешусь». Это было бы для меня еще чудовищнее смерти. Потому как подобная мысль (о том, что у меня прекрасная жизнь и я просто делаю из мухи слона) и так методично изгрызала меня изнутри каждую минуту.

Я не видела смысла в том, чтобы рассказывать о себе или раскрывать мир своих внутренних переживаний.

У меня не было позитивного опыта общения с кем-то на тему моих эмоций. Я никогда не делилась сложными чувствами, особенно агрессией. Я не умела выражать свой гнев. Мне даже в голову не приходила простая мысль о том, что злиться, оказывается, можно и что говорить об этом можно и даже нужно!

Злость и обида в моем окружении порицались: «хорошие девочки» ведь не сердятся, правда? Поэтому сложные эмоции долго копились внутри меня. Так незаметно я оказалась переполнена яростью с головы до пят, совершенно не осознавая этого факта. Мне было просто абстрактно плохо. Невыносимо. Настолько невыносимо, что в какой-то момент отказаться от жизни стало легче, чем разрешить себе выразить тяжелые чувства.

Меня переполняло и останавливало мощное чувство вины.

Дело в том, что у моей старшей сестры в то время была куча проблем, в том числе и со здоровьем. В какой-то момент она легла и несколько месяцев почти не вставала с постели. (Кстати, сейчас я убеждена, что она тоже встретилась с депрессией, вот только по-настоящему прожить ее так и не смогла.) Это был мрак для всей нашей семьи из четырех человек.

Я видела, как сильно родители переживают ее историю. Как я могла с учетом происходящего еще чем-то обременить их?! Они и так были растеряны, маялись и страдали. Мне ужасно хотелось быть для них беспроблемным ребенком – и потому я старалась не отравлять их жизнь своими трудностями еще больше.

Очень старалась.

Иногда мне и впрямь удавалось всех обмануть и создать иллюзию своего благополучия. Я много улыбалась, была активной и общительной, хорошо училась. Но в какой-то момент силы улыбаться закончились. Бессмысленность и невыносимость стали сильнее всего остального. Однако вина за то, что я «добавляю проблем», не позволила мне заговорить о происходящем внутри. Лишить себя жизни казалось более осуществимой и понятной задачей.

Обратите внимание, что в этих словах можно увидеть один из признаков депрессии – дереализацию, чувство отчуждения от окружающей действительности.