– И что, что умею, и прав нет, и доверенности, и Силич просто так пообещал.

– Как просто так? – удивилась Ёнка, и даже перестала тянуть Мамбин рукав. – Не, ты не слышала просто! – поняла она. – Я спросила: можно на машине, а он…

– Да слышала, – досадливо кивнула Мамба, – ну сказал.

Да ведь и правда сказал. Да и какие тут права, магазин на центральной улице поселка – две минуты ехать.

– Ключей, наверное, нету, – проворчала Мамба, недовольная собой.

– Сейчас посмотрим! – Ёнка уже пыхтя тянула дверцу сарая.

– Подожди, помогу.

Вдвоем они растворили воротины гаража. Оттуда пахнуло теплым маслом, нагретым железом. Выставились на них опасливо круглые глаза «Жигуля».

– Это мы, не бойся! – подняла ладошку Ёнка.

Мамба щелкнула выключателем, под потолком засветилась себе под нос янтарная лампочка. Подергала дверцу – заперто, конечно же. Но вместо того, чтоб со спокойной душой развернуться и уйти, Мамба обошла машину с другой стороны и дернула пассажирскую дверь.

– Оп-па! Открыто! – захлопала в ладоши Ёнка.

Мамба горделиво улыбнулась и, занырнув, открыла бардачок. Там среди ужасающего порядка лежали спокойно ключи от зажигания.

– Садись!

Ёнка скользнула на упругое кресло, чуть попрыгала от восторга и нетерпения.

Мамба села за руль, легко завела двигатель.

– Пусть прогревается, пойду ворота открою. А ты напиши Силичу записку. Вдруг вернется, перепугается до смерти.

– Ма, да мы ж быстро.

– Пиши, без разговоров! – крикнула Мамба от ворот.

– Я мелком! У меня мелок есть в кармане!

– Пойдет!

***

Мамба вернулась, села, хлопнула дверцей.

– Ну давай, аккуратненько.

Машина выкатилась по насыпи во двор и, нацелившись, выехала в ворота. Мамба оставила урчащую машину и побежала закрывать створки. Сначала неуверенно и напряженно Мамба держалась за руль, вписываясь в узкую колдобистую дачную улочку. Первый поворот. Удачно. Ёнка рядом подвизгивает от восхищения.

– Ма, ма, ой! Выезжаем! Сейчас прямо!

– Я помню, не подсказывай, – засмеялась Мамба облегченно.

Подъем. Перевалили выпирающую из-под дороги водоотводную трубу и выбрались на центральную широкую улицу. Мимо, махнув над головой «Жигуля» светом фар, промчался знакомый дачный «Икарус».

Уверенно, и даже довольно лихо, Мамба подрулила к щитовому магазинчику, сияющему квадратом окна.

– Успели!

– Ух, – выдохнула Ёнка. – Я сбегаю.

Мамба зазвенела в кармане мелочью.

– У меня есть. Свои! – Ёнка выскочила. Прыг-прыг по ступенькам. Вспыхнул ярко прямоугольник двери и закрылся.

Тишина. Только чуть вздрагивает и бормочет что-то тихо «Жигуль».

– Свои у нее, ты глянь, – бормочет тоже Мамба, но вроде не сердито.

– Ничего, не дрейфь, – утешила она «Жигуль», погладила руль рукой. – Сейчас мы тебя домой отведем, баиньки.

– Сынок, сынок! – забарабанили вдруг в стекло.

Мамба подскочила с оборвавшимся сердцем, мотнулась в боковое окно.

– Ой, доча-доча! – в оконце прижималась лицом и пятернями бабка.

Мамба крутанула вниз ручку, стекло опало, бабка чуть не ввалилась внутрь. Была она в сбившемся платке, с навьюченным за спиной рюкзаком, тяжело дышала:

– Доча, ты не видела, автобус не проходил еще?

– Ушел уже, баушка, – сочувственно кивнула Мамба.

За спиной у бабки моталась фигурка Ёнки с двумя батонами в руках.

– Ой-ё-ё-ой! Не успела. Так бежала, так бежала. Ой, ноги мои, ноги!

– Последний? – спросила Мамба.

– Последний, – сказала бабка.

***

– Садись, баушка, – Мамба преступной рукой тронула рукоятку рычага передачи, прозрачную, с распустившейся розой внутри.

Ёнка помогла бабке, скребущейся по задней дверце, открыть ручку, и оказалось, что у бабки помимо рюкзака еще расползающаяся корзина, завязанная светлой тряпицей и набитая чем-то вкусно пахнущим, и сумка, и пакет, и бог знает, что еще. Все это бабка толкала на заднее сиденье, роняла, запихивала, не переставая спасибкать, и лезла в дверь вместе с рюкзаком, и тащила его с плеч, и запутывалась. Мамба выскочила на подмогу, наконец все упаковали, бабка расположилась, и рванули.