– Мама, я сейчас еще хлеб пожарю! – Ёнка оставила Мамбу дочерпывать со дна вкусную гущу и побежала нанизывать ломти на шампур и совать в огонь, где они сразу обугливались с одного бока.

– Ммм, пальчики оближешь! Попробуй!

Мамба вежливо приняла обгоревший кусок и пошла жарить сама.

Темнело. Тихонько напомнил о себе влажный ветерок. Стало холодней. Слабо светились угли костра. Мамба сполоснула котелок и повесила на ветку сушиться.

– Ёнка, спать будем в домике или на чердаке?

Ёнка приткнулась на чурбачке, вытянув ноги, и что-то еще дожевывала:

– Не знаю, мам. Мы когда спим в доме, мне все время кажется, что кто-то ходит на чердаке, а когда спим на чердаке – что кто-то в домике ходит.

– Ерунда какая, – неодобрительно сказала Мамба, которой тоже все время так казалось.

Далеко за соседскими дачами пело радио, неразборчиво слышались голоса, смех, приносило иногда дымок шашлыка.

Ёнка наконец дожевала:

– Ма-ама, а пошли к Силичу сходим, яблочка хочу, – особым просительным голосом начала Ёнка, вытягивая губы трубочкой. – Ну он же разреши-ил. У него вку-усные.

Мамба оглянулась на соседский забор. Серела за ним громадина дома, не освещенная ни одним огнем.

– Ну дава-ай, ма-ам, пока не темно, а то не видно будет совсем.

– Ну давай, – решилась Мамба. – Только быстро, и сразу спать.

– Ага-ага, – заплясала Ёнка на одной ножке.

– Подожди меня, кофты возьму, а то холодает.

Накинув петлю на свою калитку, сделали два шага по улице и очутились перед высокими воротами Силича, в углу была прорезана калиточка. Маленький аккуратный ключ лежал на столбике ворот. Все у них в поселке закрывалось, как говорится, от честных людей. Воровать никто не воровал, соседи подобрались хорошие, да и казачья охрана работала надежно.

Калитка мягко качнулась, и Мамба с Ёнкой, перешагнув балку ворот, ступили на мощеный плиткой широкий двор. Со двора был заход в гараж и на стекленную веранду дома. В дальнем конце двора калитка в огород, в углу беседка, наглухо зашитая виноградом. Возле такая же как у них, сидела елочка-малютка. Только росла она на специально отведенной клумбе, окруженная свитой неброских колюченьких цветов, подчеркивающих ее юную красу.

– Ух ты, неплохо, – одобрила Ёнка. Она сразу же полезла на ступени веранды. – Мама, представь: я здесь хозяйка, это мой домик, ту-ру-ру!

– Ёнка, марш за яблоком, а то сейчас уйдем.

– Да, иду-иду, ты только постой, посмотри на меня, а то я боюсь, темно.

– Смотрю, беги, – Мамба встала возле дверцы в огород и внимательно смотрела, как Ёнка припустила по деревянным прямым дорожкам к ровным рядам деревьев в конце участка.

Ёнка притащила два яблока в руке, еще у нее топырились оба кармана.

– На, мам, кусай.

– Пошли, Ёнка.

– Ма-ам, ну давай тут посидим на крыле-ечке. А вдруг я не нае-емся.

– Да-а, такой риск есть, – Мамба опустилась на нижнюю ступеньку, Ёнка вскарабкалась на верхнюю.

Они затихли, нахохлившись, в сумраке двора, смотрели в густую тень сарая, хрупали яблоками. Яблоки у Силича действительно были хороши, почти прозрачные, с тонкой кожицей, светлыми семечками, сочно-брызгающиеся.

– Еще сбегаю!

– Ёнка, куда ж в тебя лезет? О, слушай, – подхватилась Мамба. – У нас с тобой на завтрак хлеба нет, все пережарили. И в магазин уже не успеем добежать. – Поднесла она руку с часами близко к глазам.

– Мам, – подскочила Ёнка. – А давай на машине Силича! Он же разрешил! Он сам сказал! Он…

– Да ну, ты что выдумываешь! – отмахнулась хвостом Мамба, чувствуя, как пропадает хорошее настроение. Без хлеба на завтрак она оч-чень не любила.

– Ну ты ж умеешь! Ведь умеешь же?! – Ёнка заглядывала Мамбе в глаза и тянула ее за руку. Мамба отмахивалась. – Ты вон как машину здорово починила.