Перед водой она тихо и уважительно присела на корточки и протянула ему обе руки.

– Море, здравствуй, море.

Теплое море нежно погладилось об ее ладошки.

Ёнка рассмеялась, вскочила и распахнула руки, ей хотелось то ли вобрать в себя без остатка мир вокруг, то ли подарить себя без остатка этому миру. Она стояла вся вытянувшись и распростершись, и чуть поворачивалась из стороны в сторону, как антенна-орбита. И когда ей показалось, что она впитала в себя и этот свет, и море, и простор, она захотела обнять море и прижать его к своему сердцу. Она быстро присела, наклонилась и, окунув руки по плечи, загребла на себя столько воды, сколько удалось. Море чуть притихло задумавшись, и вдруг выплеснуло ей под ноги дары: невиданно огромную кипенно-белую раковину и золотое, блестящее камушком, колечко.

– Ух ты! – прошептала Ёнка. – То есть: спасибо… Какая ракушка… Кто ж в ней жил?

Она положила в раковину колечко и еще обкатанное бутылочное стеклышко, и еще полупрозрачный камушек и загудела в упоении.

– Это корабль. С сокровищами. Он плывет по волнам, – Ёнка водила раковиной по воде, сгибаясь все ниже, стараясь совместить в створе свою ракушку с белым кораблем, словно нарисованным далеко-далеко, на пересечении воды и неба. Ракушка была огромной, а корабль маленьким.

Из шатра выскочила, откинув полог, встревоженная Мамба. В сон ей толкнулось иголочкой ощущение, что Ёнки рядом нет. Она вымахнула наружу, просыпаясь уже в движении. Черкнула взглядом по горизонту. Мгновенно успокоившись, уперлась в фигурку Ёнки – запятой на линии прибоя, и вдруг ей до замирания в сердце понравилось все вокруг – эта сверкающая каждой точкой бесконечность моря и светящаяся каждой точкой бесконечность неба, и эта крошечная запятая, без которой все вокруг потеряло бы смысл. Мамба постояла молча, переполняясь восторгом, и, когда не было уже сил терпеть, замычала тихонько, не в силах передать, что с ней творилось, и раскинула руки. Ей хотелось вобрать в себя весь мир, сохранить на веки вечные эту минуту и подарить ее Ёнке. И немного оставить себе.

– А сейчас появится принцесса-русалочка, – бормотала Ёнка тихонько и, не вставая с корточек, оглянулась. Увидела Мамбу, зажмуренную и распростертую на фоне слепящего неба, улыбнулась ласково и чуть снисходительно. И, еще оборотившись, увидела белую женщину, беловолосую, в белом купальнике, бегущую со склона холма, от домиков вниз, к ним на берег.

Женщина бежала быстро, босиком, белыми нежными ногами, совсем не замечая острых впивающихся камешков. Она не замечала также и Ёнки, вылетев к морю совсем рядом, в двух шагах.

Вылетела, рыскнула дикими глазами вправо-влево и заметалась по краю моря, всплескивая руками, всхлипывая. Вдруг наклонялась, хватала что-то дрожащими пальцами и, чуть взглянув, бросала и опять металась.

Настороженная Мамба подтянулась к Ёнке. Ёнка встала. Мамба положила руку ей на плечо.

Женщина, по-прежнему не замечая их, сцепила пальцы замком, плотно прижала к губам и прихватила зубами. Взгляд ее был устремлен на белый корабль, в прекрасных голубых глазах стояли слезы. Подбородок трясся.

Ёнка вывернулась из-под Мамбиной руки и пошлепала по мокрому песку к незнакомке. Мамба, увязая глубже, последовала за ней. Ёнка – стеснительная и всегда говорившая: лучше ты, мама, скажи, – подошла к незнакомке почти вплотную и, протягивая стекляшку, кольцо, камушек и раковину, нисколько не смущаясь, сказала:

– Не плачьте, пожалуйста. Вот. Возьмите.

– Боже, – сказала незнакомка, когда смогла говорить. – Оно.

Она медленно расцепила пальцы и подала Ёнке руку ладонью вверх. Ёнка также медленно положила в руку кольцо. Ёнка знала толк в этих делах.