Все люди бояться смерти. Все, без исключения. Тот, кто говорит об обратном – безбожно врёт в попытках потешить собственное самолюбие и доказать окружающим свою псевдонапускную силу. Только стоит ему лишь на мгновение встретиться лицом к лицу с концом, как вся эта бравада сложится как карточный домик. Но не так страшна смерть тела, как смерть души. Когда ты не видишь никакого смысла в том, что происходит в твоей жизнь. Хотя, уже и «жизнью» это назвать язык не поворачивается. Каждый день похож на предыдущий. Даже смена маршрута или места работы не приносит никакого результата. Говорят, в такие моменты нужно больше разговаривать, но проблема в том, что выслушивать тебя никому резона нет. Может раза два, кто-то ещё из вежливости покивает сочувственно головой, потреплет за плечо, но на большее их не хватит. У каждого человека свои проблемы и на чужие им, как правило, наплевать. Это не чёрствость и не бессердечность – просто жизнь. Вот и получается, что остается каждый со своими проблемами наедине. И тут вступает в борьбу иная сила – самоконтроль. Если он достаточно силён, то всё получится. Скоро и солнце ярче засияет и жизнь покажется не такой серой. Если же нет…

Допив чай и закинув кружку в посудомоечную машину, я вновь бросила взгляд на часы. Скоро должен был проснуться Вадим. Из холодильника пахнула свежестью и прохладой. Быстро осмотрев наличие продуктов, в моей голове образовался список того, что необходимо будет заказать под вечер. Достав молоко и яйца, вытащив банку с мукой из ящика рядом с духовым шкафом, быстро замешала тесто на блины. До появления Вадима я была уверена, что готовить не умею. С Андреем мы часто ели в кафе и ресторанах, иногда заказывали доставку на дом. Теперь же вся еда вне дома казалась какой-то несытной. В ней чего-то не хватало, то ли специй, то ли каких-то ингредиентов. Вадька этого не замечал, а я чувствовала.

Сковородка зашипела стоило первым каплям теста попасть на неё. Пришлось включить вытяжку и прикрыть дверь в кухню. Комнату в миг заволокло запахом масла. Для кого-то готовка является средством медитации. Теперь я понимала, почему моя бабушка, в моменты ссоры с дедушкой постоянно бралась за нарезку салатов или зажарки для щей. Когда руки заняты, голова и язык не поспевают друг за другом, что сильно помогает не сказать лишнего и не задумываться о том, что изменить уже нельзя.

В коридоре послышалось шуршание. Загорелся свет. Медленно переваливаясь с ноги на ногу, попутно открывая дверь, в кухню протиснулось заспанное лицо Вадима.

– Вкусно пахнет, – причмокнул он губами, опираясь ухом на дверной косяк, прикрывая блаженно глаза.

– Иди в ванну, а то опоздаешь, – бросила я, даже не оборачиваясь.

Громкий зевок и дверь вновь захлопнулась, заглушая шаркающие шаги.

Горка блинов на большой плоской тарелке с позолоченной каймой возвышалась по средине стола. Маленький кусочек масла, на вершине, медленно плавился от жара. Выхватив самый нижний блин и уложив его треугольником, Вадька обильно обмакнул его в сметану и заглотил почти не жуя. Его взгляд ещё был сонным, а движения заторможенными, но он силился согнать дрёму, перед предстоящим первым уроком.

Симметричные светлые ровные брови, со слегка вздёрнутым уголком, насупились и вновь распрямились. Зелёные глаза прикрылись, а губы поджались и причмокнули от наслаждения.

– Мам, ты лучше всех готовишь блины, – едва не на распев, продекламировал Вадим, хватая очередной блин.

С каждым днём он становился всё больше и больше походим на Андрея. Это одновременно разрушало и собирало меня вновь. Он не был Андреем, хоть внешне и по характеру ужасно на него походил. Порой казалось, что от меня ему ничего не досталось. Но каждый раз, когда он улыбался, я замечала ямочку на левой щеке, такую же как у меня. Когда задумывался, Вадька часта покусывал конец карандаша, что было моей вредной привычной до второго курса, пока на замену бумаге, не пришёл планшет со стилусом. Многие говорили, что Вадим был похож чем-то на меня, разрезом глаз и крохотной родинкой под правым уголком губ, но мой мозг этого словно не замечал, зато он отчётливо транслировал мне зелёные глаза, светлые брови и добрую, сдержанную улыбку, которую я видела в последний раз давно. Наверно, любой матери было бы приятно, если бы её ребёнок был похож на отца, но мне с каждым разом становилось всё тяжелее. Лучше бы он был похож на кого-нибудь другого. Моего отца или даже деда. На кого угодно, лишь бы не на Андрея.