- Привет, малышка. Ну как ты себя чувствуешь?

- Нолмально.

- Ты такая умница. Доктор сказал, ты была очень храброй девочкой.

- Угум... Только зивотик ещё немного болит. А ещё доктол заставлял меня пить невкусные лекалства и сказал, что от них у меня всё плойдёт. Получается, он совлал?

- Где у тебя болит? Покажи, - наклоняюсь, убирая чуть одеяльце.

- Вот здесь и вот тут, - малышка надавливает пухлым пальчиком. Я мягко поглаживаю больное место.

- Сейчас поцелую и все пройдет, - шепчу я.

- Алина... А ты мне сказку почитаешь, как папа? - внезапно просит малышка. Я теряюсь, словив себя на мысли, что не помню совсем никаких сказок.

- Какую сказку тебе почитать?

- Пло селого волка и класивую цалевну. Мне ланьше мама ее тоже читала... Я не помню, но папа говолил, что она мне каждый вечел пела колыбельную и лассказывала какую-нибудь сказку. А потом целовала в лобик.

- Вот так?
Наклоняюсь и оставляю маленький поцелуй, убрав волосики со лба. Это получилось спонтанно, необдуманно, только после этого я поняла, что сделала. Кажется, никто не заметил этой маленькой заминки кроме меня. Малышка кивает, сжимая крепче плюшевого кролика.

- А ещё папа говолил мне, что она потелалась... Алина, а как это потелаться? Она что, забыла как велнуться? - спрашивает Зефирка, на что я даже не знаю, что ответить.

- Да, малышка, именно так всё и было, - раздается голос Кирилла. - Но кажется твоя мама нашла дорогу домой...

12. 12

- Но кажется твоя мама нашла дорогу домой... - раздается голос Кирилла.

- Плавда? - с надеждой спрашивает Зефирка.

В этой комнате кажется затаили дыхание все, и я в том числе. Поднимаю глаза на Кирилла, в них застывает ничем неприкрытый ужас и страх. Зачем? Почему сейчас? Он правда хочет рассказать правду?... Я не была к этому готова.

- Правда, солнышко, - Кирилл, наблюдавший за нами со скрещенными на груди руками, наконец отлипает от подоконника. Он обращается к Зефирке, но глаза его при этом не отрываются от меня, как будто эти слова предназначены не ей, а мне. - Она очень сильно тебя любит и ждёт не дождется, когда тебе сама об этом скажет. Ей просто нужно всё вспомнить...

По моему затылку пробегают нешуточные ледяные мурашки. Я бы сказала, что мое сердце ухнуло в самые пятки, но оно проваливается куда-то ещё ниже, развёрзывая внутри бездонную воронку. У меня в животе появляется резкое чувство, будто я падаю и некому меня остановить. Наверное, оно называется безысходность.

- Тогда скажи ей, чтобы быстлее всё вспомнила... - выдыхает Зефирка, сладко зевая и засыпая на ходу. Кирилл тянется укрывая её с кроликом, поправляет одеяльце и целует, поглаживая лобик.

Я не могу долго смотреть на эту картину, что-то сдавливает меня в тиски и почему-то становится трудно дышать. Он выходит из палаты немного позднее меня, подходит, равняясь с моим плечом и смотрит рядом со мной в окно.

- Ты так всегда делала, когда у нее что-то болело, - голос Кирилла хриплый и низкий. Я поворачиваю к нему лицо. - Целовала и она переставала плакать.

Мы смотрим друг другу в глаза. Я что-то чувствую.

Что-то происходит между мной и Кириллом, как будто наши взгляды проникают гораздо глубже друг в друга, обмениваясь какими-то тайными мыслями, но это слишком сложно, болезненно и запутано, чтобы понять и дать этому название. Обрываю контакт первая, качаю головой и прикрываю глаза в попытке успокоить себя. В горле становится так сухо, что я не могу сглотнуть.

- Я хочу о ней больше знать, - потрескивающим
словно дым от костра голосом говорю я. Я не узнаю его, он словно мой, но в то же время чей-то другой, совершенно незнакомый мне. - Сколько ей полных лет? Когда родилась? Что она любит? Насколько помнит... Свою мать? - шепчу последнее и поворачиваю лицо, пронзительно глядя на Кирилла.