А потом я и вовсе уехала к бабушке в глубинку. Ира дважды предлагала жить у них, сразу после развода и позднее, когда сын пошел в садик. Но сначала я не могла смотреть в глаза ни ей, ни ее мужу, зная правду. А спустя время, когда приняла, что ни в чем не виновата, обнаружилось сходство Матвейки с отцом. Конечно же, я не вернулась в Москву.

И наверное уже никогда бы не приехала сюда, если б не Беркутов.

— Все врачи у нас назначены на завтра, сегодня можешь отдыхать. У Иры сейчас более менее нормальное состояние. Это последний раз, когда я смог вселить в нее надежду. Надеюсь, все получится.

— А если нет?

Смотрю на его жесткий профиль. Брови сведены, губы сжаты. Интересно, он вообще улыбается? Помню, на нашей свадьбе ловила в его глазах оттенки иронии, ухмылку на губах. Но прошло около четырех лет, и последние наши встречи какие-то совсем нерадостные.

— Не спрашивай, — произносит он вдруг каким-то безумно уставшим голосом. — Я не знаю.

Ну вот, теперь мне его жалко. С чего бы? Разве не злилась всего пять минут назад?

Отворачиваюсь. Ему эта моя жалость никуда не уперлась. Меньше всего ее от меня ждет.

Подъезжаем к дорогому особняку, в котором они живут с самой свадьбы. Тут все немного поменялось с моего последнего посещения, новый более современный ремонт, но в общем-то узнаваемо.

Сестра выходит нас встречать прямо на улицу. И при свете дня я ее не узнаю. Где моя Ира? Ее осталось наверное половина. Худенькая, маленькая, к тому же очень бледная и с тенями под глазами.

Бросаюсь к ней и заключаю в объятьях, как ребёнка. Нет, подростком она и то была поплотнее.

— Привет, дорогая, — выдавливаю сквозь ком в горле.

— Привет. Лерусь, ты все краше, а я вот... - разводит руками.

— Ты как всегда хрупкая, словно фарфоровая статуэтка.

— То же мне статуэтку нашла, – отмахивается, но улыбается, и это радует. – Я так рада, что ты здесь.

Берет меня за руку и тащит в сад. Оглядываюсь и вижу, как Беркутов смотрит на нас. Ловит мой взгляд и резко отворачивается. Передает мои сумки одному из охранников, тот уносит их в дом.

А сам? Неужели за нами последует? Мне бы не хотелось. Я бы с Ирой с глазу на глаз поговорила без свидетелей. Но нет. Заговаривает с другим мужчиной в черном костюме, и они уходят в противоположную сторону.

Ира ведет меня в веранду в большом саду. Усаживает на качели. Сначала болтаем ни о чем. Я рассказываю о бабушке, о Матвейке немного, боясь лишний раз задеть ее больное место.

Внезапно Ира берет мою руку и смотрит в глаза.

— Лер, ты должна знать. Я очень-очень тебе благодарна за эту жертву. Я знаю, как тяжело на такое решиться. Но ты ведь понимаешь, что ребенок хоть и будет расти в тебе, но он будет наш с Вадиком? Я читала, что это сложно принять Помни об одном — я буду его любить как никто другой. Даже ты так не сможешь. Веришь?

4. Глава 3

Смотрю на сестру со смесью жалости и смирения. Сейчас в ее прежде живых глазах мелькает какое-то странное безумие. Вот, о чем Вадим с бабушкой говорили. Ира помешалась на своем желании иметь ребенка. Но вместо того, чтобы ее лечить или образумить, муж ищет любые способы, как осуществить это желание.

Но мне ли судить, правильно оно или нет? У меня-то есть Матвей. А Ира уже никогда не узнает, каково девять месяцев носить в себе малыша, а потом отдать его якобы настоящим родителям. Я, например, не уверена, что буду любить его меньше, чем родного сына.

Может, кто-то и может, когда соглашается на подобное, но не я. Я себя знаю и точно из подобного испытания не выйду без ущерба для психики.

Не отвечаю на вопрос, отвожу взгляд просто глажу ее полупрозрачную кисть. Как же она себя извела. Мы ведь раньше были почти одинакового телосложения. Я правда немного выше, но в остальном похожи. А тут передо мной совсем худенькая тень прежней сестры, ни мышц, ни жирочка, одни косточки. Надо спросить у Беркутова, может, стоит провести полное медицинское обследование? Ненормально так сильно худеть.