Внезапно телефон Клима завибрировал, и он вытащил его из переднего кармана брюк. Закончив печатать, Клим засунул свой телефон обратно в карман и молча встал. Я тоже поднялась, заняв себя разглаживанием несуществующих складок на своей блузе, чтобы скрыть раздражение за заученными манерами.

– На этом все, – произнес он холодно.

Я кивнула и, не пытаясь напоследок взглянуть в его лицо, направилась в сторону двери, ощущая на своем затылке покалывание от пристального взгляда.

♥♥♥

– Как все прошло? Клим не выглядит довольным. Это ты его чем-то обидела? – мама вцепилась в меня сразу же, стоило мне только закрыть за собой дверь.

Отец и Артур уже вышли к Климу, чтобы составить ему компанию.

– Конечно, он не выглядит довольным. Лицо Клима заморожено в одном выражении, – фыркнула я, прежде чем недовольно скрестить руки на груди.

– Тише, Мила! – мама прислонилась ухом к двери. – Вдруг он тебя услышал?

– Не думаю, что его это волнует.

Мама посмотрела меня сквозь ресницы.

– Ты должна быть счастлива, Камилла. Ты помогаешь своим племянникам вырасти в полной семье, и ты выиграла мужа в лотерею! Мало кому везет выйти замуж за владельца винодельни!

Ага, кроме двум твоим дочерям…

Клим хотел вылепить себе жену из глины, хотел превратить меня в изысканную леди, которая будет исполнять обязанности нянечки. Может, он думал, что мой возраст делает из меня бесхребетной марионеткой, которая склонится перед своим хозяином при малейшем движении за ниточки.

Но он не знает, что я отказываюсь подчиняться без борьбы.

4. Глава 4

Звук моей виолончели певучий и напряженный, в верхнем регистре на нижних струнах слегка сдавленный. Звук, исходящий из этого инструмента, всегда напоминал мне человеческую речь, разговор по душам, может, именно поэтому я всегда запиралась в своей комнате, чтобы вылить все свои эмоции через игру.

Ни один инструмент не способен так точно, проникновенно передать практически весь спектр существующих эмоций.

Я играю, кажется, до раннего рассвета. Никто не останавливает меня, потому что знают, если в доме звучит виолончель – значит, я в не лучшем расположении духа. К тому же стены в моей комнате имеют хорошую звукоизоляцию; папа специально обустроил для меня эту часть дома, чтобы я могла играть часами напролет, не отвлекаясь.

В мои уши проникает громкий стук в дверь, я игнорирую это непростительное вмешательство и начинаю играть быстрее, усерднее и громче. Звук вновь разрезает пение виолончели и на этот раз моя игра со свистом обрывается, и я опускаю вниз смычок.

Опустив руку вниз, я впервые за долгое время открываю глаза. В комнате невероятно темно, я даже не знаю, какой сейчас час. Полагаю, раннее утро, судя по тонкой полоске тусклого света, проникающего через плотные шторы.

Я поднимаю руку к лицу и понимаю, что мои щеки мокрые. Я плакала во время игры и даже не заметила этого. Установив инструмент за подставку, я быстро вытираю предательские слезы и шмыгаю носом, прежде чем подойти к двери.

Меня приветствует нахальная ухмылка и каштановые волосы.

– Спасибо, что соизволила вылезти из своей пещеры.

Не удосужившись получить приглашение, Ярослав распахивает дверь моей комнаты, и в наглой манере входит внутрь. Я уже привыкла к его нахальству, поэтому тяжело вздыхаю и закрываю за ним дверь.

– Мать твою, как здесь темно, – он подходит к окну и резко распахивает шторы, отчего яркий свет слепит глаза.

– Ты пришел сюда, чтобы поиздеваться надо мной? – все еще прищуривая глаза от яркого света, я присаживаюсь на край своей кровати и подтягиваю ноги под себя.

– Ты не отвечала на мои сообщения сутки. Мне даже пришлось пропустить свои занятия, – он встал возвышаться надо мной, внимательно изучая мое лицо.