Молот усмехается моей реплике.

— Включила занозу, значит, — после его этой реплики встаю со своего места и отхожу к окну. — Хорошо. Так даже привычнее, — спокойно отвечает и продолжает наблюдать за моим нервным хождением по комнате.

Зло прищуриваюсь, мечтая врезать ему хорошенько по помятой физиономии, но вслух произношу:

— Почему я все еще здесь? — серьезным тоном спрашиваю, намекая на то, что его люди уехали, а меня оставили тут. — Я бы с удовольствием вернулась домой. Все же ты из тех людей, с которыми приятно прощаться. Тебе никто этого раньше не говорил? — За колкими фразами хочу скрыть свою нервозность от всей этой ситуации.

Вновь усмешка, но какая-то добрая, которая приводит меня в шок.

— Мне говорили, что я прекрасен и со мной хотели бы провести время до конца своих дней, — парирует Рома.

— Ложь, наглое вранье, — перебиваю его, наигранно возмущаясь, — не общайся с этими людьми, от подхалимов и лизоблюдов надо держаться подальше.

Неожиданно его лицо становится серьезным, и он без тени насмешки говорит, как бы рассуждая вслух:

— Да, таких людей действительно стоит исключать из круга своего общения. — А после, обращаясь ко мне, строго спрашивает: — Ты жить хочешь?

Незаметно для меня самой мы начинаем говорить серьезно. И почему-то мне это нравится меньше, нежели наше общение буквально пару секунд назад.

Я молчу, не зная, как реагировать: отшутиться или не стоит.

Так и не дождавшись моего ответа, Молот говорит:

— У нас есть крот. И, скорее всего, он уже донес, что мне помогла ты, и убила тех уродов тоже ты. Они захотят отомстить. Так что, все еще хочешь домой?

Вновь сажусь на кровать рядом и прикрываю руками лицо, не хочу показывать, насколько мне страшно на самом деле.

А он как будто считывает всю информацию с меня.

— Не бойся, сюда их лапы не дотянутся. Еще несколько дней, и я встану на ноги. Решу вопрос с этой бандой, и тогда тебе уже ничего не будет угрожать.

В смятении от его слов даже не знаю, начать его благодарить за это или проклинать, потому что именно он меня в это и втянул.

— Не жди от меня благодарности и поклонения, — наконец решившись, убираю руки от лица и смотрю прямо на него, — я не считаю, что ты мой спаситель. Ты тот человек, что заставил меня погрязнуть во всем этом. И даже если надо мной перестанет нависать опасность, в глубине души я буду сама себя винить в том, что лишила жизни двух людей и…

— Эти самые люди, — зло прерывает мою тираду Молот, — и глазом бы не моргнули, убили бы меня, а обнаружив тебя, вдоволь наигравшись и полностью растоптав твою душу, отправили бы на панель развлекать дальнобойщиков на дороге. Потому что их территория проездная, и этим они больше всего зарабатывают. Поняла?! — переходит на крик. — И когда перестанешь заниматься самобичеванием и посмотришь реальности в глаза, то поймешь, что это была самозащита, забудешь об этом инциденте и будешь нормально жить дальше.

Ненавижу, когда на меня повышают голос. Даже если действуют мне во благо.

Нервно тру лицо руками. Ему легко говорить. Наверное, у него это уже не в первый раз. Но я-то другое дело! Я еще сама до конца все не осознала. Как только подумаю о том, что произошло в машине, меня начинает трясти, а сердце так бешено стучит, что отдает барабанной дробью в уши.

Видимо, приняв мое молчание за согласие, Молото продолжает:

— Да и вообще, ты ничего не сделала. Все это моих рук дело. Но могу сказать, что за своего человека я и не на такое способен. Так что...

— Стоп! Стоп! А с чего ты меня к своей банде приравнял? — Я в шоке, слова вырвались сами собой. — Ни в коем случае. Нет. Я не с вами…