– Да я и так уже почти не сплю, Коран конспектирую… – офицер вытер пот со лба.

– Молодец. Только подойди к подполковнику Галлямову, у него много полезных книг. Он тебе посоветует, что выбрать. А то, глядишь, так и потеряем будущего гения оперативного сыска – ненароком обрезание сделаешь, и мне из-за этого строгача по партийной линии влепят.

Все рассмеялись. Обстановка чуть разрядилась, и Колесников ушёл выполнять поручение.

– А теперь ты, Джафар, – Кузнецов строго обратился к дознавателю. – Блин, я, конечно, рад, что ты суннит, но какого хрена ты это с Али обсуждал?! Решил теологический диспут провести? Ты же опытный опер, тебе уже под сраку лет! Вон, седой, как старый мерин! Мне что, и с тобой политзанятия проводить о свободе совести в Советском Союзе? Или, может, сразу на парткомиссии это обсудим, а? Он из-за тебя закрылся. Он исмаилит! Ты что, сразу не понял этого? И вообще, что за хрень религиозная из тебя попёрла?

Майор покраснел так, что его смуглая морщинистая кожа приняла оттенок перегретой печки – буржуйки. Богатые усы распушились, а губы задрожали:

– Васильич, да не обсуждал я ничего такого с ним! Спросил национальность, он ответил, что ваханец. Я ему и сказал, что нет такой национальности. Это просто этническая группа, а национальность: таджик, узбек и т.д. Значит, таджик, говорю. Записал в протокол. Спросил, суннит или шиит? Я говорю: суннит… просто чтобы контакт наладить. Он и ответил, что тоже суннит. Ну, и всё.

– Суннит, шиит, ваххабит… как вы задолбали уже! Скорее бы перевестись куда-нибудь в Мурманск, где из людей, одни белые медведи. Ладно, проехали. Испугал ты его, короче. Но сейчас важно другое. Хорошо подумай, и через пару часов нужны предложения, по каким основаниям, мы можем уголовное дело прекратить. Естественно – законным, и чтобы прокурору не стыдно было в них поверить. Разговор с ним я беру на себя. Подкидываю пока одну подсказку. У Али, фактически на иждивении находятся два человека: отец, больной раком и пятилетний племянник – сын старшей сестры. Все живут в Зонге. Правда, относительно мальчишки, нужно проверить, но, думаю, Мухробов с этим справится. Вот такая вводная… И, да! Пацан, вероятно, до сих пор без советских документов.

Галлямов и дознаватель недоумённо переглянулись.

– Джафар, пока иди кубатурь над проблемой. Потом всё объясню. И прекращай свои эти: «Чё почём, откуда призвался?» с религиозным оттенком.

– Командир, да я…, да я от тебя лишь узнал, что наш Навруз, на самом деле языческий праздник огнепоклонников – зороастрийцев. Какие религиозности? Ты чего?

Офицеры по-дружески рассмеялись:

– Всё, иди. И сразу позвони Мухробову, проинструктируй его относительно обыска. Не приведи Аллах, если в кишлаке про шмон узнают. С отцом, чтобы уважителен был и объяснил старику: сам не растрепится, о следственном мероприятии никто и не узнает. Джафар! Миша накосячит, отвечать будешь ты. Понял?

Майор молча встал и направился к двери.

– Стой! – опять у самого выхода остановил начальник подчинённого.

– Да понял я, Васильич! Заинструктирую, как душару на учебке перед стрельбами.

– Скажи ему, пусть возьмёт на комендатуре канистру керосина, муки, сколько не жалко, и ящик сгущёнки. Всё отдаст отцу задержанного, там как минимум один ребёнок. И спички ещё пусть не забудет. Комендант, если бухтеть начнёт, на мой приказ разрешаю сослаться.

Дознаватель ушёл.

Кузнецов быстро рассказал своему заму суть откровений ваханца. Тот тоже пошёл пятнами, почуяв, в какую задницу его показания могут завести. Решили, что заместитель срочно выйдет на следующей неделе для проверки на комендатуру и проведёт там контрольные встречи с прикордонной агентурой, состоящей на связи у Мухробова. А по самому зам коменданта необходимо что-то делать. Не дай бог, каналы нелегальной переправы – не результат его разгильдяйства, а… об этом думать даже не хотелось.