Предчувствие в этот момент у меня нехорошее и оно не подводит.

— Я не буду ждать два месяца и даже две недели не буду. Моя дочь станет моей официально как можно раньше. А как минимизировать риски, я проконсультируюсь со специалистами и тебе сообщу.

— Артур! Ну не будь ты таким! Ты полтора года о ней не знал и жил спокойно. Зачем эта спешка? — Я его уже практически умоляю, потому что близка к отчаянию. У меня даже слезы в голосе слышатся, и я сглатываю горький комок. — Тебе же не может всё это быть настолько важным. У мужчин не бывает отцовского инстинкта. Ты же не мог её увидеть и тут же полюбить!

— Знаешь, что? Если у Ливнева не было отцовского инстинкта, и он к тебе отнёсся плохо, это не говорит о том, что все мужчины такие. Мой отец меня всегда любил. И дед тоже. И я хочу любить свою дочку и хочу видеть её каждый день! Хочу наблюдать, как у неё зубы лезут, и хочу услышать, как она скажет что-то кроме «неть»! На велосипеде хочу учить кататься и вообще хочу быть настоящим отцом! Ежедневно!

У меня сердце ухает в пятки.

— Но ты говоришь нереальные вещи, — шепчу онемевшими губами, — ты не можешь забрать у меня Марьяну.

— А я и не собираюсь у тебя её забирать. Вы переедете ко мне вместе, а когда дочь подрастёт, будет точно знать, кто её отец, и уже станет достаточно взрослой, сможешь поехать на свое море и купить хоть мини, хоть макси-пансионат — денег я тебе дам.

Я запускаю руки в волосы, потому что мне хочется их на себе рвать.

— Это тюрьма, Артур. Лишение свободы! — заявляю ему в отчаянии.

— А кто виноват, что до этого дошло, дорогая?

— Я уже говорила! Я не знала тебя! Я и сейчас тебя не знаю! Я не могла явиться к тебе под дверь и сообщить о беременности! Услышь меня!

— Я тебя слышу, Арина. Очень хорошо слышу. Но и ты меня услышь. Я имею на дочь равные с тобой права и отказываться от них не собираюсь. Марьяна ещё маленькая, чтобы делить пополам опеку, поэтому у нас нет другого выхода, как жить под одной крышей и узнавать друг друга.

8. Глава 8

Артур

Разговор у нас выходит эмоциональный, и все внутри меня клокочет, грозясь вылиться наружу. Умом я прекрасно понимаю, что в той давней истории Арина стала жертвой и ни в чём передо мной не виновата, но я бешусь от бессилия. От того, что невозможно повернуть время вспять. А я хочу вернуть прошлое так сильно, что самому страшно. Мне хочется наказать и Ливневых, и Фролову. Ее — с особой жестокостью.

Я понимаю, почему Арина мне ничего тогда не сказала, но ничего не могу с собой поделать. Я в бешенстве, потому что одна мысль доминирует над остальными: сколько бы всего удалось избежать, если бы Арина в тот день не сбежала, а поговорила со мной. И это меня бесит со страшной силой. Бесит, что сейчас я не могу взять дочь на руки и отвезти в свою квартиру.

А ещё, что приходится и с Вольцевым считаться — вот тут и ревность добавляется в копилку к остальным чувствам. Мне не верится, что этот сексуальный маньяк жил рядом с Ариной больше двух лет и ни разу не попробовал залезть к ней в кровать. А даже если и не пытался, то точно об этом мечтал. Арина не может оставить равнодушным ни одного нормального мужика.

— Предлагаю прямо сейчас сообщить Вольцеву, что вы переезжаете ко мне, — говорю, поддавшись порыву.

Арина вспыхивает, как спичка. Ей не нравится, что я на неё давлю, а я ничего не могу с собой поделать. Дикое, первобытное желание схватить своих девочек в охапку и утащить в пещеру сильнее меня.

— Ты совсем уже, да? Я сама поговорю с Никитой сегодня, и мы все сделаем, как планировали: как только он получит деньги за ресторан, мы подадим на развод, спокойно разведемся, а не аннулируем брак, и тогда ты можешь заявлять свои отцовские права и давать Марьяне фамилию. Разумеется, ты можешь с ней видеться хоть ежедневно…