Шипинский усмехается. Так по-мужски довольно, что я понимаю: дело ему до этого точно есть. Правда, не совсем понимаю какое. Собственнический инстинкт? Дух соперничества? Мы были знакомы с Артуром слишком мало, чтобы говорить о ревности.

— А после развода он остался бы отцом Марьяны? — продолжает допрос Шип, закончив радоваться.

— Нет. Это невозможно. Марьяна не Вольцева, и я не хочу, чтобы их семья рассматривала её как одну из своих наследниц.

— Хм-м... То есть он отказался бы от отцовства? На каких основаниях?

— Из-за того, что я его обманула и женила на себе, выдав чужого ребёнка за его, — сознаюсь как на духу и тут же пугаюсь.

Звучит это как-то не очень.

— Что-о-о?! — Повышает голос Артур, и Марьяна на это реагирует визгом. Шип мгновенно сбавляет тон. — Ты идиотка? Зачем на себя клеветать? Ведь это неправда. Для того, чтобы его выгородить?

Он злится очень заметно: глаза сверкают, руки сжаты в кулаки…

— Ну и что мне с того, что Вольцевы подумают обо мне плохо? Мне не привыкать. — напоминаю ему о прошлом. — Мы вообще уедем и никогда их не увидим. А Ник, который нас с Маней буквально спас два года назад, останется незапятнанным.

— Нет! — отрезает Шипинский и подаётся ко мне через стол. — Не будет мать моей дочери носить такое клеймо!

— Господи, Артур! Ну что за глупости?! Кто об этом из посторонних узнает? Какое клеймо? Мы с Марьяной уедем, и про нас все забудут.

Пытаюсь горячо отстоять свою позицию, но бесполезно.

— Ты просто ничего не знаешь о моем мире, Арина. Когда в свет выйдет Марьяна Артуровна Шипинская, всех тут же начнёт волновать вопрос: а где же она была все эти годы? А кто же у девочки мать?

— Ну тогда, может, вообще не стоит ей давать свою фамилию и объявлять наследницей? Я ведь не против того, чтобы вы общались.

Говорю, а сама понимаю, как это глупо звучит, а Артур ещё и смотрит на меня как на идиотку. Становится стыдно.

— Такого никогда не будет. Моя дочь будет Шипинской, — бросает он, отрезая тем самым любые возражения.

— Хорошо, а какой тогда выход предлагаешь ты? — спрашиваю устало, засовываю дочке в рот последнюю ложку и подаю сок.

— Признаться родителям в том, что вы сговорились.

— А что это изменит? Папарацци и в этом случае пронюхают, что я была замужем за другим и Марьяна считалась его дочкой. Так только хуже выйдет: Ник рассорится с семьёй, а ещё в нашей стране запрещены фиктивные браки.

— Это ерунда. Ваш брак просто аннулируют.

— Но ты же не хотел клеймо на матери своей дочери, — припоминаю я его же слова.

— Вот видишь, что ты натворила? — выплевывает Шипинский зло, и я тоже бешусь.

Правильно! Давай всё валить на меня!

— А можно ещё сказать, что ты меня подло обманул, выгнал на улицу беременной, а Ник помог. Родители его за это только похвалят! — выдвигаю вариант, который его точно не устроит.

— Но ведь это неправда! — возмущается Артур, и я точно знаю: подобным образом я с ним не поступлю никогда, но промолчать не могу.

— Патовая ситуация. Поэтому проще всего сделать так, как мы и хотели с Никитой: тихо разведемся через пару месяцев, и мы с Маней уедем к морю. Через какое-то время все о нас забудут, и ты сможешь спокойно дать Марьяне свою фамилию, раз уж тебе это настолько принципиально.

Нет, ему этот вариант вообще не подходит. Я вижу в его глазах желание меня придушить, но спасает то, что Артур кидает мимолетный взгляд на дочь и мигом остывает.

— Она уснула, — шёпотом говорит он, — ешь, все остыло.

Такая резкая смена настроения меня настораживает ещё сильнее.

— Я не хочу есть, говорила же, — для наглядности отодвигаю от себя суп, — что ты задумал?