– Лекарства, мой серебряный, разные… У нас, у ромов, свои. Они любую хворь лечат! Да и слово мы знаем заговорное!

– Сестра! – совсем по-взрослому окликнул Соню Лекса. – Буты тэкэрэс! Работать пора!


И тут я вспомнил, что сегодня суббота. И надо забирать брата Мишу. Всю войну его отдавали в недельный детский сад. Сад был за городом, детей отвозили и привозили на автобусе. В понедельник утром его отводила к автобусу мама, а в субботу забирать его должен был я.

Конечно, я опоздал. Миша оставался последним, и шофер уже не знал, чем его развлечь. Брат кинулся было ко мне, но я осторожно придержал его на расстоянии. Там, в саду, их не мыли никогда, что ли? Только каждый раз Миша привозил воз и маленькую тележку вшей. Так что сначала я внимательно оглядел его.

Вот это да! Сегодня было что-то отдельное, как говорила тетка Рейзл! Волосы на голове брата прямо шевелились. Вши, не стесняясь, бродили по шее. Даже брови были серыми от гнид. Пришлось вести его, держа за пальчик. Всю дорогу он орал басом, откуда только силы брались. И продолжал орать во дворе, пока я звал маму.

– Где Мишенька? – кинулась она ко мне.

– Иди, посмотри! – пригласил я ее.

– Готыню! – всплеснула мама руками. – На нем же пустого места нет!.. Чтоб у них руки отсохли, у шлемазл!..

Она побежала за горячей водой и керосином, а я потащил упирающегося братца в угол двора, за куст бузины, подальше от укоряющих глаз моих теток. Они были чистюли, а вот языки у них…


Этим вечером мы не смогли добраться до телескопа. Тетя Катя, подоив корову, удивилась желтому цвету молока и пристала к Жанке:

– Она что у вас акацию жевала?.. Так вы за ней смотрели? Капцонес!.. Сколько раз говорила этим мишигастам, – она показала на нас с Сюней, – не водите корову на кладбище!

– А куда же было ее водить? – не выдержал я. – На завод что ли?

– Ты еще будешь мне хамить!

– Но, правда, Катя! – вмешалась мама. – Нигде, кроме кладбища, травы нет…

– Поискали, нашлась бы!.. Что мне теперь с этим молоком делать?

– Масло сбить! – быстро подсказал я.

– Ага!.. Чтоб потом полбазара за мной бегала!.. Нате, травитесь сами!


Она поставила бидон на стол и ушла к себе… Баба Злата, кряхтя, сползла с кровати, где она уже устроилась на ночь, и заглянула в бидон.

– Шо це воно?.. Справди, жовтий… – Она окунула в молоко палец, облизнула его. – А шо? А гуте милх! – Бабушка зачерпнула кружку и с удовольствием выпила.

– Амехаим! – засияла бабушка своими двумя зубами.

– А мы что – рыжие! – Жанна и Вера тоже похватали кружки. И тетя Фрима налила себе.

А мама протянула по стакану мне и Сюне. Даже тетка Рейзл, как всегда что-то ворча, приложилась к молоку.


…Я спал, и мне снилась бомбежка… Мы лежали в поле, в каких-то воронках. В небе гудели самолеты, что-то сверкало, что-то ухало совсем рядом. А Мишка надрывался ревом. И люди вокруг кричали, что немцы там, наверху, слышат этот крик, у них такие аппараты есть! И что его белое одеяльце с неба видно. И прямо стаскивали с брата это несчастное одеяло… Потом засвистел паровоз, и людикинулись к вагонам, и мама тащила меня и Мишку. А про одеяло забыла…


– А одеялко-то было чисто пуховое! Так жалко, так жалко!..

Оказывается, мне снилось то, что мама рассказывала. Только голос у нее почему-то был веселый. И таким же веселым голосом заговорила вдруг тетка Рейзл:

– Хе, смешно!.. Подумаешь, одеяло бросила!.. А сколько их валялось по сторонам, когда все Кунцево по Можайке драпало!.. Подушки… чемоданы… коляски… Как услышали, что немец уже в Химках!.. Хе-хе! Все бебехи побросали!.. Абы токо до теплушек дорваться!..


Я снова спал и видел, как люди несутся по платформе, отталкивая друг друга, теряя детей, впихивая узлы в товарные вагоны, я сам когда-то был задавлен такой толпой в тоннеле, когда бомба попала в станцию «Киевская»… Да… Все бегут… И только одна тетка Рейзл выступает, не торопясь, брезгливо лавируя между потерявшими голову людьми. Одной рукой она держит раскрытый зонтик, другой бережно несет портфель. Большой кожаный портфель с двумя замками… Я давно на него зырился…